Читаем Собрание Сочинений. Том 2. Произведения 1942-1969 годов. полностью

Собрание Сочинений. Том 2. Произведения 1942-1969 годов.

Когда и впрямь (как знаем из «Кратила»^{766})Прообраз вещи — наименованье,То роза спит уже в ее названье,Как в слове «Нил» струятся воды Нила.Но имя есть, чьим гласным и согласнымДоверено быть тайнописью Бога,И мощь Его покоится глубокоВ том начертанье — точном и ужасном.Адам и звезды знали в кущах раяТо имя, что разъел налетом ржавиГрех (по ученью Каббалы), из явиИ памяти людей его стирая.Но мир живет уловками людскимиС их простодушьем. И народ Завета,Как знаем, даже заключенный в гетто,Отыскивал развеянное имя.И не о мучимых слепой гордынейПрокрасться тенью в смутные анналы —История вовек не забывалаО Старой Праге и ее раввине.Желая знать скрываемое Богом,Он занялся бессменным испытаньемБукв и, приглядываясь к сочетаньям,Сложил то Имя, бывшее Чертогом,Ключами и Вратами — всем на свете,Шепча его над куклой бессловесной,Что сотворил, дабы открыть ей бездныПисьмен, Просторов и Тысячелетий.А созданный глядел на окруженье,С трудом разъяв дремотные ресницы,И не поняв, что под рукой теснится,Неловко сделал первое движенье.Но (как и всякий) он попался в сетиСлов, чтобы в них плутать все безысходней:«Потом» и «Прежде», «Завтра» и «Сегодня»,«Я», «Ты», «Налево», «Вправо», «Те» и «Эти».(Создатель, повинуясь высшей власти,Творенью своему дал имя «Голем»,О чем правдиво повествует Шолем^{767} —Смотри параграф надлежащей части.)Учитель, наставляя истукана:«Вот это бечева, а это — ноги», —Пришел к тому, что — поздно или рано —Отродье оказалось в синагоге.Ошибся ль мастер в написаньеСлова, Иль было так начертано от века,Но силою наказа неземногоОстался нем питомец человека.Двойник не человека, а собаки,И не собаки, а безгласной вещи,Он обращал свой взгляд нечеловечийК учителю в священном полумраке.И так был груб и дик обличьем Голем,Что кот раввина^{768} юркнул в безопасныйУкром. (О том коте не пишет Шолем,Но я его сквозь годы вижу ясно.)К Отцу вздымая руки исступленно,Отцовской веры набожною теньюОн клал в тупом, потешном восхищеньеНижайшие восточные поклоны.Творец с испугом и любовью разомСмотрел. И проносилось у раввина:«Как я сумел зачать такого сына,Беспомощности обрекая разум?Зачем к цепи, не знавшей о пределе,Прибавил символ? Для чего беспечностьДала мотку, чью нить расправит вечность,Неведомые поводы и цели?»В неверном свете храмины пустыннойГлядел на сына он в тоске глубокой…О, если б нам проникнуть в чувства Бога,Смотревшего на своего раввина!

1958