Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку

Дома здешних негров и арабов, как и всех живущих под влиянием тропических дождей – тукули, плетеные из бамбука, с высокими, конусообразными крышами. У людей, сколько-нибудь позначительней или посмышленей, они стоят на высоких подставках, предохраняющих от окончательного потопления во время дождей; кругом тукуля такая же плетеная галерея, только довольно сквозная, чтобы воздух свободно проходил внутрь ее. Вследствие этой двойной ограды, в тукуле темно; да и зачем здешним людям свет! Они ничего не делают; при том же, большую часть дня проводят под развесистым фиговым деревом, в общей сходке, куда и женщины имеют свободный доступ; они не только не кутаются в мусульманские покрывала, но даже вовсе не прикрывают своей наготы: только узкий пояс, повязанный пониже спинной кости, пояс из кожаной бахромы, украшенный разными металлическими висюльками и украшениями, составляет их одежду; другие и того не носят; зато множество ожерелий, браслет из слоновой кости, колец в ушах, колец в ноздрях, колец в губах, составляют их роскошь, украшение и гордость, да еще уборка головы. Надобно удивляться, как это нагое племя хлопочет об украшении головы! Негр совсем нагой, а в кустоватых, волнистых, как у шпанского барана волосах, торчит несколько красивых перышек. Здешние арабы подбривают волосы в узор, то оставляя одну верхушку, которую взбивают в виде короны, то выбривая только одну ее, так что остальные волосы ниспадают прядями, или в кольца завитыми локонами. Этот головной убор нелегко достается. Женщины принуждены употреблять, вместо подушки, деревянную развилину, или скамеечку, в которую вкладывают голову, как в клещи, для того только, чтобы не испортить прически. Иные негры, мужчины и женщины, заплетают волосы в мелкие плетеницы; но всех головных уборов не перечтешь. Женщины завязывают свой бахромистый пояс сзади. Мужчины, употребляющие, вместо его, лоскут кожи, в четверть длиной, завязывают ее спереди, так что только задняя часть несколько прикрыта, а спереди торчит один узел: вот и вся одежда; но, как я заметил, многие и ее не употребляют. Арабы не так наги; некоторые, шейхи, например, носят даже фереде, длинный кусок полотна, которым драпируются по произволу.

Сначала кажется диким вид этого нагого человечества; как уголь, черный цвет кожи поражает вас; потом, принимаешь его за какую-то особенную одежду, и привыкаешь к ней. Думаешь, если бы это был белый человек, о, тогда, конечно, нагота его была бы отвратительна, обозначая все части тела, а тут черный: все слито в один неопределительный цвет. Наконец, и сам цвет не пугает вас; более, – находишь какую-то прелесть в этой черной, пропитанной жиром коже, гладкой, нежной, лоснящейся, как лайка. Сложены горцы-негры и горцы-арабы, большей частью, хорошо, особенно происшедшие из этой помеси, движения их гибки, но большей частью судорожны, как у животных. Смышленость негров ограничена, постоянно находящаяся в детском состоянии, и если они делают зло, то большей частью по невольному увлечению, без размышления. У них есть, впрочем, понятие о честности; оно выказывается больше у тех, которые несколько пообразованней! После бунта негров-солдат в Валет-Медине, военный суд над ними потребовал выдачи зачинщиков: зачинщик явился сам, без всякого со стороны других указания. Его расстреляли. Несмотря на такой ужасный пример, вышел из рядов другой, также добровольно, и – тот же конец; за ним вызвались еще человек десяток. Улик на них никаких не было, но они сами уверяли, что виноваты не менее своих товарищей. Впрочем, и то надо сказать, что жизнь для негра – самая ничтожная вещь: ему умереть нипочем.

Негры – идолопоклонники, или, лучше сказать, у них нет никакой веры: есть одни суеверные обряды. Арабы имеют претензию на магометанскую веру. Но ни мечетей, ни священников у них нет, и все их вероисповедание ограничивается произношением священной молитвы: «Ля илляге иль Аллаге, Мугаммет рассуль Аллаге». Арабов очень соблазняет обещанный Мугамметом рай; не будь этого, они совсем бы оставили свою веру, потому что она все-таки несколько стесняет их свободу.

Однажды, негр из здешних, с детской простотой, говорил мне о своих умерших одноплеменниках: «Вот уже сколько наших пошло, Бог знает куда? На моей памяти и отец отправился, и дед, и брат: умерли, говорят; хорошо! Да ведь они же воротятся; не век им в земле лежать!» Общий хохот турков встретил эту простую речь, в которой, все же таки проглядывало понятие о Воскресении! – Дожидай! – отвечал один из них, – воротятся, придут, скоро придут.

Отсюда, кажется, у негров обыкновение приходить на могилы и, кидая в них камнями, приговаривать: вставай, вставай! Но мертвые не встают.

После двухдневного пребывания в Бени-Шанглу, мы стали подыматься из укрепленного лагеря. Все были очень довольны, – солдаты, наскучившие беспрестанно стоять на стороже, арабы, обрадовавшиеся тому, что, на этот раз, гроза пронеслась над ними, не разразившись.