Собрание сочинений (Том 3)

Под яблоней земля рыхлая и легче поддается. Копая, он старался забирать поглубже - на полную лопату. Это была работа не за страх, а за совесть, он кряхтел от усилий, мускулы напрягались на его руках и на голой узенькой спине, золотистой от загара. Коростелев стоял на террасе, курил и смотрел на него.

Явилась Лида с Виктором на руках и сказала:

- Давай цветов насажаем. Красиво будет.

Она усадила Виктора наземь, прислонив к яблоне, чтобы он не падал. Но он все равно сейчас же упал - на бок.

- Ну, ты, сиди! - прикрикнула Лида, встряхнула его и усадила покрепче. - Глупый ребенок. Другие уже сидят в этом возрасте.

Она говорила нарочно громко, чтобы Коростелев на террасе услышал и понял, какая она взрослая и умная. Искоса поглядывая на него, сна принесла ноготков и воткнула в землю, вскопанную Сережей, приговаривая:

- Вот видишь, до чего красиво!

А потом принесла из-под желоба белых и красных камушков и разложила вокруг ноготков. Она растирала землю в пальцах и прихлопывала ладонями, руки у нее стали черные.

- Не красиво разве? - спрашивала она. - Говори, только не ври.

- Да, - признался Сережа. - Красиво.

- Эх, ты! - сказала Лида. - Ничего без меня не умеешь сделать.

Тут Виктор опять упал, на этот раз затылком.

- Ну, и лежи, раз ты такой, - сказала Лида.

Виктор не плакал, сосал свой кулак и изумленно смотрел на листья, шевелящиеся над ним. А Лида взяла скакалку, которою была подпоясана вместо пояса, и принялась скакать перед террасой, громко считая: "Раз, два, три..." Коростелев засмеялся и ушел с террасы.

- Смотри, - сказал Сережа, - по нем муравьи лазиют.

- Фу, дурак! - с досадой сказала Лида, подняла Виктора и стала счищать с него муравьев, и от чистки его платье и голые ноги почернели.

- Моют, моют его, - сказала Лида, - и все он грязный.

Мама позвала с террасы:

- Сережа! Иди одеваться, пойдем в гости.

Он охотно побежал на зов - в гости ходят ведь не каждый день. В гостях хорошо, дают конфеты и показывают игрушки.

- Мы пойдем к бабушке Насте, - объяснила мама, хотя он не спрашивал не важно к кому, лишь бы в гости.

Бабушка Настя серьезная и строгая, на голове белый платочек в крапушку, завязанный под подбородком. У нее есть орден, на ордене Ленин. И всегда она носит черную кошелку с застежкой-молнией. Открывает кошелку и дает Сереже что-нибудь вкусное. А в гостях у нее Сережа еще не был.

Все они нарядились - и он, и мама, и Коростелев - и пошли. Коростелев и мама взяли его за руки с двух сторон, но он скоро вырвался: куда веселей идти самому. Можно остановиться и посмотреть в щелку чужого забора, как там страшная собака сидит на цепи и ходят гуси. Можно убежать вперед и прибежать обратно к маме. Погудеть и пошипеть, изображая паровоз. Сорвать с куста зеленый стручок - пищик - и попищать. Поднять с земли золотую копейку, которую кто-то потерял. А когда тебя ведут, то только руки потеют, и никакой радости.

Пришли к маленькому домику с двумя маленькими окошками на улицу. И двор был маленький, и комнатки. Ход в комнатки был через кухню с огромной русской печкой. Бабушка Настя вышла навстречу и сказала:

- Поздравляю вас.

Должно быть, был какой-то праздник. Сережа ответил, как отвечала в таких случаях тетя Паша:

- И вас также.

Он осмотрелся: игрушек не видно, даже никаких фигурок, что ставят для украшения, - только скучные вещи для спанья и еды. Сережа спросил:

- У вас игрушки есть?

(Может быть, есть, но спрятаны.)

- Вот чего нет, того нет, - отвечала бабушка Настя. - Детей маленьких нет, ну, и игрушек нет. Съешь конфетку.

Синяя стеклянная вазочка с конфетами стояла на столе среди пирогов. Все сели за стол. Коростелев открыл штопором бутылку и налил в рюмки темно-красное вино.

- Сережке не надо, - сказала мама.

Вечно так: сами пьют, а ему не надо. Как самое лучшее, так ему не дают.

Но Коростелев сказал:

- Я немножко. Пусть тоже за нас выпьет. - И налил Сереже рюмочку, из чего Сережа заключил, что с ним, пожалуй, не пропадешь.

Все стали стукаться рюмками, и Сережа стукался.

Тут была еще одна бабушка. Сереже сказали, что это не просто бабушка, а прабабушка, так он ее чтоб и называл. Коростелев, впрочем, звал ее бабушкой без "пра". Сереже она ужасно не понравилась. Она сказала:

- Он зальет скатерть.

Он действительно пролил на скатерть немного вина, когда стукался. Она сказала:

- Ну, конечно.

И высыпала на мокрое место соль из солонки, недовольно сопя. И потом все время следила за Сережей. На глазах у нее были очки. Она была старая-престарая. Руки коричневые, сморщенные, в шишках, большущий нос загибался вниз, а костлявый подбородок - вверх.

Вино оказалось сладким и вкусным, Сережа выпил сразу. Ему дали пирог, он стал есть и раскрошил. Прабабушка сказала:

- Как ты ешь!

Сидеть было неудобно, он заерзал на стуле. Она сказала:

- Как ты сидишь!

А ему стало горячо в середине и захотелось петь. Он запел. Она сказала:

- Веди себя как следует.

Коростелев заступился за Сережу:

- Оставьте. Дайте парню жить.

Прабабушка пригрозила:

- Погодите, он вам себя покажет!

Она тоже выпила вина, глаза у нее за очками так и сверкали. Но Сережа крикнул ей храбро:

- Пошла вон! Я тебя не боюсь!