Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Не только во дворцы, но даже мимо дворцов, во внутрь Цзы-цзин-чена воспрещается ходить посторонним. Нам особенно хотелось посмотреть дворцовые сады, и, хотя сверху какой-нибудь вблизи находящейся башни, взглянуть на жилище Сына Неба; для этого нужна была только протекция и, к счастью нашему, она представилась совсем неожиданно. У одного из членов миссии, посвятившего себя по преимуществу изучению буддийского верования, отыскался знакомый лама из монастыря, лежащего у самого дворцового сада. Мы отправились к нему. Поворотив направо от Ву-Мыньских Ворот, составляющих главный въезд во дворцы, мы обогнули почти весь Цзы-цзин-чен и прошли позади его между северными башнями и Цзин-шанем, где пускают только одних пешеходов. Цзин-шань, красная гора, один из высших пунктов города, виден отовсюду на низменной равнине Пекина. Цзин-шань называется также каменноугольной горой – Мей-шань, и народ слепо верит, что эта гора вся из каменного угля, запасенного каким-то из китайских императоров, на случай осады города. Покатости горы поросли роскошными деревьями; между ними мелькают крыши кумирень и дворца; самая вершина образует пять холмов, на которых возвышаются пять киосков. Цзинь-шаньский Дворец, кажется, преимущественно занят побочными женами покойного императора, где они влачат самую жалкую жизнь; на содержание их отпускается, если не значительная, то достаточная сумма, но служащие при дворце обкрадывают бедных затворниц бессовестным образом, в полной уверенности, что они лишены всякой возможности жаловаться. С моста открывается прекрасный вид на озеро Тхай-ся-чи, покрытое киосками, как будто только что всплывшими на воду, и на лежащие за ним императорские сады. Мы решились, во что бы то ни стало, проникнуть в эти сады. Не без труда отыскали мы между множеством келий богатого монастыря знакомого нам ламу и наговорили ему множество комплиментов и любезностей. Лама, гордый нашим посещением и еще более тем, что может взять под свое покровительство людей довольно важных в его глазах, заслал вперед просителей к придворным служителям и потом, поручив нас двум другим ламам, отправил в сад.

Мы спустились к ряду киосков, известных под именем Ву-лунь-тхин, пять драконовых беседок; они вдались довольно далеко в озеро, поросшее сплошь ненюфорами[20], еще кое-где выставлявшими из яркой зелени свои белоснежные запоздалые цветы. Из этих киосков в первый раз Пекин представил нам чудный вид, яркий, блестящий, волшебный, во всей красе и таинственности Востока. Перед нами высились массивные зубчатые стены, окружающие ряд дворцов, в иных местах совсем сокрытые ветвистой ивой, которая, как верный слуга, заслоняла на ней прореху, или темной зеленью кипарисов и белокорых кедров. Из них высоко взбегала к небу башня, распустив в воздухе вычурные крылья, и главы драконов и других небывалых животных, как пучки лент, обвитая, словно кружевами филограмовой работы, стрелками и решетками, и приподнимающая над собой крышку над крышкой бесконечной пирамидой, и каждая крышка в своих загнутых кверху полях представляла бесконечное число едва уловимых взором арабесков, знаков, стрелок, украшений, то золотых, то ярко синих, или ярко красных, горевших еще ярче на склонявшемся к горизонту солнце, обдававшем на прощанье всю природу морем света и огня. Как хороши – эта изумрудная зелень ненюфоров, островами лежащая, на голубой, ничем неколеблемой глади озера; эти гигантские, роскошные деревья, свесившиеся над ним, как бы для того, чтобы посмотреться в зеркале вод; эти яркие, фантастические рисунки на щитах, полузакрытых какой-нибудь чудовищной горой, разумеется, искусственной, мелкой и смешной вблизи, но очень красивой издали; черная тень гротов, шум и блеск водопадов, тоже искусственных и тоже мелочных для размашистой русской природы, и наконец, небо чудное, яркое, синее, прозрачное и рисующиеся по нем шпицы Бай-тхы, и воздух чистый, ароматический, которым бы не надышался, особенно по выходе из вонючих улиц Пекина, и эта тишина, нигде невозмутимая, тишина столь отрадная после оглушительного шума города! Все это было так хорошо, так хорошо, что не вышел бы из этих киосков.