Правление нынешнего императора носит название Дао-гуань, Светлый Закон или Свет Закона. Правление династии (маньчжурской) – Цин; ясный – имя императора, но в Китае большая невежливость назвать кого-нибудь по имени; что же касается до императора, то, по восшествии его на престол, особенным указом запрещается употреблять иероглиф, изображающий его имя. Хуан-ди, император,
Нынешний Хуан-ди не славится большей ученостью, а ученость составляет одно из главных достоинств повелителя и гражданина в Китае. Правда, он издал свои стихотворения, написал несколько предисловий к известнейшим ученым сочинениям своего времени, что, по словам китайцев, придало им и жизнь и свет; но вообще говорят, что и стихи и прозу писали за него так называемые члены академии, а он только выставлял свое имя. Отец его, покойный император и братья-принцы гораздо образованнее его; а дед, известный Цянь-лун, был одним из знаменитейших поэтов и ученых своего времени. Цянь-лун любил роскошь, был слишком щедр и в его время искусства, художества и мануфактуры, упадавшие с каждым годом более и более, процветали. Дао-гуан славится, или, правильнее сказать, славился, как искусный стрелок, особенно из лука. Теперь, под старость лет, он не в состоянии натянуть тугой лук, а то бывало, на ученье своего отборного отряда, часто сам показывал солдатам как должно стрелять; всякий удар его, говорят, считался мастерским; никто не смел соперничать с ним. Он хорошо стреляет и из ружья; сам выдумал какое-то ружье-чудище; на войне его несут два человека спереди на жерди и один, который стреляет, сзади, за приклад. Нечто подобное известно было в Германии вскоре после изобретения пороха.
Повелитель Китая, живущий в самом Пекине или в 12 верстах от него, в Хайдане, по крайней мере за девятью стенами, никогда не видит своего народа и народ не видит его. Когда Хуань-шань (так называют китайцы императора в разговоре между собой), проезжает по улицам Пекина, что, впрочем, редко случается, с них все сметают: народ прежде всего, потом грязь и всякий мусор, убирают балаганы и лавчонки со всяким хламом, прогоняют собак и свиней. Все переулки занавешиваются. Дороги посыпают желтым песком. Прежде Хуан-ди всегда ездил верхом, теперь иногда показывается в носилках. Сидит он неподвижно, ровно, не поведет глазом, не повернет головой во всю дорогу, и потому-то любопытные иногда решаются взглянуть сквозь щель ворот или окна на Сына Неба, в полной уверенности, что он их не заметит. В числе этих любопытных были и мы; забравшись в лавку знакомого нам столяра христианина, в которой перебывало с той же целью столько русских миссий, мы успели рассмотреть Хуан-ди довольно ясно, тем более, что против самой лавки сменяли носильщиков. Император на лицо еще старее лет своих; он очень дряхл и смугл; жидкие усы и еще жиже борода прикрывают большую часть маленького съёжившегося лица; лоб не высок и сливается с линией носа; губы сжаты; рот мал; зубов он лишился на тридцати пятилетнем возрасте; щеки ввалились. Толпа солдат, слуг и всякого рода чиновников, всего человек до 1000 сопровождало его и оживляло широкую улицу, на которой воцарилась было тишина могильная, после всегдашнего гама и шума, господствующих в улицах Пекина.
Нынешний богдыхан не любит своей мачехи, но по наружности отдает ей все почести; через каждые три дня он является в ее дворец, для коленопреклонений и Хуан-Хоу только из почтения к его летам и сану, подкладывает ему в это время своими руками подстилку. Свидание должно продолжаться известное время: время для обоих довольно тягостное. Говорят, что он мало-помалу стал уклоняться от выполнения своих обязанностей в отношении к Хуан-хоу. Но это едва ли правда, потому что, в случае ее жалобы в Обрядную Палату, такое несоблюдение сыновьего почтения представится как самое ужасное преступление перед целым Китаем. В определенные законом дни, как-то: в день ее рождения, в новый год и другие – Хуан-ди является к ней для коленопреклонения со всеми первыми чинами государства.