Собрание сочинений. Том 4. Гражданская лирика и поэмы

Наутро после ночи
чернейшей черноты,
что исказила в клочья
у спящих все черты,
наутро после злобы:
— Еще ругнуть кого бы? —
жизнь просит доброты.

Простой доброты: помочь
пройти с фонарем сквозь ночь,
не выругаться, не пнуть,
но тем, кому хочется пить,
воды от души черпнуть,
тому, кому хочется жить,
«доброе утро» шепнуть.

Поднять, кто споткнулся, того,
подать, кто чего обронил,
не требовать ни для кого
железного яда чернил.
Выслушать — просит о чем,
заметить чужую слезу,
пешему, с костылем,
крикнуть: — Дай подвезу!

Общая ведь судьба,
разве это нельзя —
видеть вокруг себя
дружеские глаза?

Но злость стоит и корчит
гримасы злобных рож,
и злобствует, и точит
из Золингена нож.
Так что ж? Прикажешь доброй
стоять, пока беда
не врежет нож под ребра?
И струсить перед злобой?
Не струшу! Никогда!

Не жди меня

Не жди меня, я говорю,
ни через две недели,
ни к январю, ни к февралю,
ни в марте, ни в апреле.

Пока гуляет по стране
кровавый дым пожарищ,
пока страна моя в огне,
не жди меня, товарищ.

Не жди, пока еще не сбит
зенитной канонадой
последний в небе «мессершмитт»
не жди меня, не надо.

И если распахнется дверь
и я приду до срока,
что это я, ты не поверь,
ты отвернись жестоко.

Но я пишу — не жди меня,
прости, я не приеду,
пока все радио, звеня,
не возвестят победу!

Глаза не надо утруждать
тоскою ожиданья,
ты привыкай меня не ждать —
тем радостней свиданье.

А если я приду, скрепя
свою победу кровью, —
ты вскрикни: — Я не ждал тебя! —
и обними с любовью.

Андрей Приходько

СВЕТ ВО ТЬМЕ

Воспоминанье

Был в детстве ранний свет. Как рано он утрачен —
сияющий, цветной!
«Сияющий»? «Цветной»? — в младенчестве незрячем
смысл этих слов покрылся пеленой.

Как эту темноту значением заполнить?
Свет в раннем детстве был…
Мучительно — забыть, мучительно — запомнить.
Я не запомнил. Нет! Я не забыл!

Слепой товарищ

Приемник радио — товарищ аккуратный,
чтец, гость и поводырь, и собеседник мой,
ты даришь по утрам кремлевские куранты
и по вселенной странствуешь со мной.

С тобой не страшно мне жить в невидимке-мире, —
мир звучен, слышен мне, объемен и широк!
С тобой не трудно мне сумерничать в квартире,
пускай один, зато — уже не одинок.

Неловкой жалостью не можешь ты обидеть!
Мой всеволновый друг, в тебе звучанье дня,
все, чтобы слышать, есть, и ничего, чтоб видеть,
незрячею судьбой похожий на меня.

Сказка