Собрание сочинений. Том 4. Гражданская лирика и поэмы

Остыл мой детский пыл,
заброшены учебники, —
я фокусником был
и поступил в волшебники.

Волшебнику — трудней!

Теперь уже не детство ведь.
Он без воскресных дней
обязан чудодействовать.

В созвездиях до пят

он должен — делать нечего! —
как врач-гомеопат
буквально все излечивать.

Он должен превращать

простую глину в золото,
он должен возвращать
согбенным старцам молодость.

Чтоб с духами стихий

устраивать свидания,
должны мои стихи
звучать, как заклинания.

Но раз я взял себе

волшебную обязанность, —
я должен, чтоб и бес
вдруг возникал под занавес.

И чтобы сатана

с пером над красной шляпою
в хромых своих штанах
пел арию Шаляпина.

Свет адского огня

дымится, пляшет, искрится!..
Но Гретхен на меня
не смотрит даже искоса.

Сердце

На яблоне сердце повисло мое —
осеннее мерзлое яблоко
сквозной червоточиной высверленное!..
Но может случиться немыслимое:

раскинется райская ярмарка

с продажею всякого яркого.
В лотках — плодородье бесчисленное.
Все яблоки — с детскими ямками!

И вдруг ты заметишь на ярмарке

мое — ни одной червоточины,
румянец, не тронутый порчею…
И гладишь рукою утонченной.

И нет — не отбросила прочь его,

но яблоко в радужных капельках
на ветке, увешанной листьями,
мое — выбираешь из прочего.

Но это же чудо немыслимое!

Окончилась райская ярмарка.
На яблоне сердце повисло мое —
осеннее мерзлое яблоко…

Очки