Собрание сочинений. Том 4. Гражданская лирика и поэмы

В ночь, бессонницей обезглавленную,
перед казнью моей любви
я к тебе простираю главную
заповедь: «Не убий!»

Не убий ни словом, ни взглядом!

Ни вдали, ни когда мы рядом.
Беатриче, Лаура, Лючия, —
адом Данте и всем, что мучило,
и дуэлью среди снегов,
и шинелью, снятой с него
секундантами на опушке,
на могиле, — Наталия Пушкина,
заклинаю, ступни обвив:
не убий, не убий любви!

Ни открыто, ни мысленно

не убий!
Ни безжалостию, ни милостыней
не убий!

Лаура моя, дорогая моя,

целуемая и ругаемая,
но под солнцем и звездами лучшая,
Беатриче, Наталия, Лючия,
милосердная и жестокая,
аще столько я
претерпел в сей День седьмый,
умоляю тя: не убий!

Не сбивавшего цвет с растения,

не замешанного в растлениях
и в терзавших Спасителя терниях,
не виновного — не убий!

Умоляю тя:

пощади во мне дитя!

Не казни своего дитяти —

сердца в люльке моей души,
не круши его, не убей,
как нельзя казнить голубей.
Не должна подлежать петле
белка, дремлющая в дупле,
и стучащий о древо
дятел, и катающийся у ног
щенок,
кенгуренок, залегший в чрево,
и скользящий травою уж,
и дельфин, мореходец быстрый,
и червяк дождевой у луж
не должны подлежать убийству, —
пусть живут,
пусть летят, плывут…

А любовь — ведь твое дитя, —

не казни, умоляю тя!

В смертной камере одиночества

и стеная наедине —
при бессоннице, среди ночи встав,
я хожу от стены к стене,
на тюремном полу в персти
простираю к тебе персты…

Ни одной обиды не помнящий,

ожидающий скорой помощи,
если я позову — «приди»,
ты приди и коснись груди,
где любовь лепечет — «жива еще»,
и скажи: — Человек, гряди!

Я гряду, почти умирающий,

подымая, как веки Вий,
руки слабые, умоляющие:
— Не убий любви, не убий!..

«Любезность»

Любезность — не любовь.
А ну ее, «любезность»!
Живут, не хмуря лбов,
любезные — и без нас.

Лобзать и не любить?

И лебезить при этом?
Я не любитель быть
объятий их объектом.

Спасающая нас

любовь — не резонерство,
и в самый тяжкий час
любезность резанет вас.

Любезность — лишь под цвет

любовей настоящих, —
вбегающих чуть свет
и для тебя не спящих;

не смеющих тебя

в опасный час покинуть,
готовых хоть с себя
жизнь, как рубашку, скинуть

Таких — в нужде, в войне —

хочу я видеть снова,
не говорящих мне
любезного — ни слова!

Клетка