Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Между бумагами, составляющими дело о бунте Мировича, достойно замечания описание, представленное капитаном Власьевым и поручиком Чекиным, кои находились безотлучно около восьми лет при Иоанне Антоновиче. Они рассказывают, что сей принц, при сложении крепком, не имел никаких особенных телесных недостатков, кроме косноязычия; но косноязычен он был до такой степени, что даже и те, кои непрестанно видели и слышали его, с трудом могли его понимать, что для сделанья хотя несколько вразумительными выговариваемые им слова, он принужден был поддерживать рукой подбородок и поднимать его к верху. Несмотря на сие, он любил говорить много, и часто делая вопросы, сам на них отвечал. Нрава был сердитого, свирепого и горячего; не мог сносить никакого противоречия. Умственные способности его были разстроены; он не имел ни малейшей памяти, никакого ни о чем понятия, ни о радости, ни о горести, ни особенной к чему-либо склонности; молился стоя перед образами, но вся молитва его состояла в том, что он только крестился, не зная, что такое Бог? Нельзя было и выучить его грамоте; все время свое он проводил во сне, или и без сна, лежа на постели; или расхаживая по комнате, иногда вдруг останавливался и без всякой причины начинал хохотать. В пище он был весьма не воздержен; ел без разбора все, что ему попадалось, не находя ни в чем особого вкуса и часто страдал расстройством желудка.

Власьев и Чекин пишут, что в продолжение 8-ми лет, ими проведенных с сим несчастным принцем, не было ни одной минуты, в которую бы он пользовался полным употреблением разума, часто же говорил совершенные нелепости; между прочим: что он не человек, а дух, св. Григорий, который принял лишь на себя образ и тело Иоанна; ко всем окружавшим его изъявлял презрение, называя их самомерзкими тварями; сказывал, что часто бывал в небе, описывал тамошних жителей, строения и проч., иногда же объявлял, что хотел бы быть митрополитом и т. д.

Тело принца Иоанна погребено, как доносил комендант, в Шлиссельбургской крепости, в особенном месте.

Мнение графа Блудова о двух записках Карамзина [124]

Особого рукописного сочинения покойного историографа Н. М. Карамзина, под заглавием Мысли о России, сколько мне известно, нет. Но может быть, иные так называют писанную им в 1811 году для великой княгини, впоследствии королевы Виртенбергской Екатерины Павловны записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях; или же другую, читанную им самим (уже в 1819 году), Императору Александру, по случаю возникавшей в то время мысли о присоединении части возвращенных от Польши областей к царству Польскому. Первая, как я сказал выше, составлена Карамзиным по желанию великой княгини Екатерины Павловны, вручена им ее высочеству в Твери в 1811 году и как должно полагать ею передана Императору. По крайней мере она не была возвращена Карамзину, который оправдывая доверенность великой княгини, требовавшей от него глубочайшей тайны, не оставил даже у себя и копии с сей записки.

По кончине Императора Александра, Карамзин просил отыскать его записку в бумагах покойного Государя, но ее не могли найти в них, ни тогда, ни впоследствии. Спустя потом несколько лет, если не ошибаюсь в 1834 или 1835 году (вскоре после смерти графа Аракчеева), вдруг появилось несколько экземпляров сей записки и один доставлен мне[125]. По слогу и содержанию оной, я не имею ни малейшего сомнения, что она точно та, о которой мне часто рассказывал покойный историограф. Другая, о присоединении наших западных губерний к царству Польскому, оставалась в руках Карамзина; но он сохранял ее в тайне также, или еще более нежели первую, и только чрез месяц после кончины Императора Александра показал ее мне и еще двум или трем своим приятелям, не дозволив нам даже и в то время, списать ее. Теперь однако ж, есть копии и последней записки, не знаю совершенно ли верные.