Собрание сочинений в 50 томах. Том 3. Две Дианы

— Я тоже, — ответил Монморанси, — но подругам основаниям. Мнение, подсказанное вам великодушием, ваше высочество, я поддерживаю из благоразумия. У графа де Монтгомери есть влиятельные друзья и родственники во Франции и в Англии. При дворе, кроме того, известно, что он должен был с нами встретиться здесь этой ночью. Если завтра у нас громогласно потребуют его возвращения, мы не можем предъявить им лишь его труп. Наша знать не желает, чтоб с ней обращались, как с чернью, и убивали ее без всяких церемоний. Поэтому нам нужно ответить примерно так: "Господин де Монтгомери бежал" или: "Господин де Монтгомери ранен и болен". Ну, а если нас припрут к стене, что ж поделаешь! На худой конец мы должны иметь возможность вытащить его из тюрьмы и показать клеветникам. Но я надеюсь, что эта предосторожность окажется излишней. Справляться о Монтгомери люди будут завтра и послезавтра. Но через неделю разговоры о нем утихнут, а через месяц вообще прекратятся. Нет людей забывчивее, чем друзья. Итак, я считаю, что преступник не должен ни умереть, ни жить: он должен исчезнуть!

— Да будет так! — сказал дофин. — Пусть он уедет, пусть покинет Францию. У него есть поместья и родственники в Англии, пусть ищет убежища там.

— Ну нет, ваше высочество, — ответил Монморанси. — Смерть — слишком большая кара для него, а изгнание — слишком большая роскошь. Не хотите же вы, — и он понизил голос, — чтоб этот человек рассказывал в Англии о том, как поднял на вас руку.

— О, не напоминайте мне об этом! — вскричал дофин, заскрежетав зубами.

— И все же я должен напомнить вам об этом, дабы удержать вас от неразумного поступка. Надо, повторяю, устроить так, чтобы граф — будь он жив или мертв — не мог ничего разгласить. Наши телохранители — люди надежные, и, кроме того, они не знают, с кем имеют дело. Комендант Шатле — мой друг, к тому же глух и нем, как его тюрьма. Пусть Монтгомери в эту ночь переведут в Шатле. Завтра станет известно, что он исчез, и мы распространим об этом исчезновении самые разноречивые слухи. Если слухи эти не утихнут сами собой, если друзья графа поднимут слишком сильный шум — в чем я очень сомневаюсь — и доведут тщательное следствие до конца, то нам для своего оправдания достаточно будет предъявить книгу Шатле, из которой люди увидят, что господин Монтгомери, обвиняемый в оскорблении наследника престола, ждет в тюрьме законного судебного приговора. А затем, по предъявлении такого доказательства, наша ли будет вина, что в тюрьме, месте вообще нездоровом, на господина де Монтгомери слишком подействуют горе и угрызения совести и он скончается прежде, чем сможет предстать перед судом?

— Что вы говорите, Монморанси! — перебил его, содрогнувшись, дофин.

— Будьте спокойны, ваше высочество, — продолжал советник принца, — к такой крайней мере нам прибегнуть не придется. Шум, вызванный исчезновением графа, затихнет сам собою. Друзья утешатся и быстро забудут его, и господин де Монтгомери, перестав жить в обществе, сможет сколько угодно жить в тюрьме.

— Но ведь у него есть сын, — возразила г-жа Диана.

— Да, малолетний, и ему скажут, что с отцом его неизвестно что сталось, а когда он подрастет, если только ему суждено подрасти, то у него будут свои интересы, свои страсти, и ему не захочется углубляться в историю пятнадцати- или двадцатилетней давности.

— Все это верно и хорошо придумано, — сказала г-жа де Пуатье. — Ну что ж, склоняюсь, одобряю, восхищаюсь!

— Вы действительно слишком добры, сударыня, — поклонился ей польщенный Монморанси, — и я счастлив заметить, что нам назначено самой судьбой понимать друг друга.

— Но я не одобряю и не восхищаюсь! — воскликнул дофин.

— Напротив, порицаю и противлюсь…

— Порицайте, ваше высочество, и вы будете правы, — перебил его Монморанси, — порицайте, но не противоречьте; осуждайте, но не препятствуйте. Все это вас ничуть не касается, и я беру на себя всю ответственность перед Богом и людьми за этот шаг.

— Но ведь это преступление свяжет нас! — воскликнул дофин. — Вы отныне будете мне не только друг, но и сообщник!

— О ваше высочество, от таких мыслей я далек, — заверил его коварный советник. — Но, может, нам предоставить разрешение этого вопроса вашему отцу, государю?

— Нет, нет, пусть отец ничего не знает об этом! — живо отозвался дофин.

— Однако мне пришлось бы доложить ему это дело, если бы вы упорствовали в своем ложном убеждении, будто мы все еще живем в рыцарское время, — усмехнулся г-н де Монморанси.

— Но не будем торопиться, а предоставим времени нас умудрить. Согласны? Только пусть граф будет по-прежнему под арестом. Это необходимо для осуществления последующих наших решений, каковы бы они ни были. Сами же решения эти отложим на некоторое время.

— Быть посему! — поспешно согласился слабовольный дофин. — Дадим время одуматься господину де Монтгомери, да и у меня будет возможность хорошенько обдумать, как велят мне поступить моя совесть и мое достоинство.