Светик мой, свет очей моих, поздно-поздно ночьюЯ бродил пьяный, ни раба под рукой,Как вдруг выбежала мне навстречу группка маленьких мальчиков; Я не знал их,Я боялся их численного превосходства,А из них одни были с факелами, другие с луками,Остальные стали меня вязать, и все были голые,А один предавался сладострастию.«Распаленная женщина отдала его нам в угоду», —Так сказал он – и петлю мне на шею.А другой: «Свинец ему в глотку! Гони его, гони!»Третий перебил: «Он не чтит нас за богов!» —«Где он был, когда она ждала того мерзавцаВ новом сидонском колпаке, со сверхаравийскими духами?У нее едва глядели глаза — Запишите это за счет его! Прочь!»Мы уже подходили к ее дому, И они еще раз рванули меня за плащ.Было утро, и я хотел посмотреть, одна ли она у себя,И она была одна и в постели. Я опешил.Никогда не была Кинфия так хороша — Ни даже в пурпурной тунике.Такова она явилась мне, чуть очнувшемуся, —Ты заметишь: в чистой форме есть ценность.«Ранний ты дозорщик любовницам!И ты думаешь, твои привычки – по мне?» Постель – без признака сладострастной встречи, Без следов второго лежателя.А она продолжала: «Ни один инкуб на меня не налегал, Хотя духи и ославлены блудом. А сегодня мне нужно во храм Весты…» и так далее.С тех пор не было мне сладких ночей.
XI
1
Злые дела твоего легкомыслия! Много их, много.Я повис здесь пугалом для любовников.