Собственные записки. 1829–1834

Перед вечером я получил записку от Ачерби, который убедительно просил меня видеться пред отъездом моим, говоря, что он имеет мне сообщить самые занимательные сведения и извиняясь, что он не мог за непогодой ко мне приехать. Полагая, что дело сие было слишком важно и что между Галиль-пашой и Магмет-Али заключался какой-нибудь договор против России, я поспешил к нему в дождь и грязь, и он объявил мне за великую новость прием, который был сделан Галиль-паше, о коем я уже знал в самый день приезда его. Он все мечтал о том, чтобы отдать туркам флот паши, как будто бы переговоры делались после какого-либо успеха в оружии со стороны турок. Однако же он, между прочим, сообщил мне, что корвет Галиль-паши не салютовал крепости и всему флоту Магмет-Али, что Сирия уступалась турками, но что, кажется, дело шло о флоте, который султан не соглашался оставить паше. Ачерби говорил мне, что вооружения продолжались, что все портные Каира были заняты шитьем 35 000 новых мундиров, что паша хотел срубить головы шести правителям областей Верхнего Египта, опоздавшим выслать требуемое с них число рекрут и что он заключил сию угрозу напечатанным сего числа приказом, в коем он называл их самыми позорными словами; наконец, что и поставщики строительного леса, коим было отказано в сделанном с ними подряде, вновь получили приказание доставить требуемый лес.

От него я зашел к Розетти. От него получил письмо, коим он уведомлял меня, что турецкий двор отправил Галиль-пашу принять посредничество Франции исключительно и что, будучи сего числа у Мимонта, он видел у него драгомана Галиль-паши, который ему доставил о сем бумагу. В письме он писал, что получено это известие от французского министра в Константинополе, на словах же мне сказал, что сие было писано от Дивана[113], почему я несовершенно верю сему известию. Я отвечал, что так как желание государя было видеть мир у паши с султаном, то он, верно, не обратит внимания на средства, коими до сего достигнуто, лишь бы исполнили его волю; ибо он сам не расположен был вмешиваться в посредничество, и паша, верно, изберет себе лучшее. Розетти объяснял поступок Галиль-паши, не салютовавшего Магмет-паше, тем, что корвет его пошел так, что все сухари его даже подмочились и что люди, будучи заняты выкачиванием воды, не могли оставаться при орудиях. О делах еще не говорили, но сего числа должны были начаться совещания об оных. Розетти спрашивал меня, останусь ли я, чтобы узнать о решении дела. Я отвечал, что не имею в сем надобности и даже не буду стараться узнавать о сем, лишь бы помирились. «Помирятся, будьте уверены», – сказал Розетти.

11-го ветер сделался попутный, и мы немедленно снялись с якоря. Бриг я взял с собою, с тем, чтобы более иметь сил в Константинополе на случай, если б Магмет-Али-паша вздумал продолжать военные действия, дабы защитить Царьград: ибо с находящимися там уже нашими судами я мог высадить около 600 человек на берег и сим воспрепятствовать переходу египетских войск. При том же я не хотел огорчить Апполинария Петровича, поступив с братом его, как он сего заслуживал, и мог послать бриг с известиями к эскадре адмирала Рикорда.

Вскоре после выхода нашего из порта Александрийского ветер сделался северный, и нас занесло к берегам Африки, откуда мы с трудом могли вылавировать; ибо ветер сделался весьма силен, так что буря постоянно сопровождала наше плавание в течение трех суток. Три паруса главных у нас порвало, судно расшаталось, и оказалась течь; но на четвертый день погода переменилась, и ветер очень стих, так что мы сегодня еще не дошли лавированием до половины расстояния от Александрии до острова Кандии.

17-го. Хода было весьма мало, ибо ветер хотя попутный, но был очень тих; между тем во фрегате заметили значительные повреждения после бури, которую мы претерпели у берегов анатолийских. Из сих повреждений главнейшее состоит в руле, который бьется и требует исправления. Обстоятельство сие, по мнению морских офицеров и самого капитана, соделывает и плавание наше опасным при сильном волнении, ибо мы можем лишиться совершенно руля. Бизани с левой стороны также ослабли, и болты, придерживавшие оные к судну, выскочили из дерева, которое от давности погнило; но сему пособили, сколько могли, вчера же новым веревочным скреплением и новыми болтами.

18-го. Всю ночь чинили сломанный руль, который кое-как починили.

19-го поутру мы увидели острова Скарисир и Родос, между коими и вошли в Архипелаг. Волнение унялось, погода была приятная, ветер попутный, и мы продолжали плавание свое между островами самым благополучным и приятным образом.

21-го. После полдня прошли мимо Дарданельской крепости; но в самое то время ветер прекратился, и мы принуждены были сесть на якорь, как и бриг, который прибыл прежде нас. По прибыли моем явился ко мне вице-консул наш Тимони, который ничего не знал о военных делах, но говорил мне, что Дюгамель из поездки своей в Анатолию возвратился в Константинополь. Я хотел было отправиться берегом, но не нашел на сие средств на берегу.