Собственные записки. 1835–1848

Быть у военного министра в проезд его чрез Москву, или отыскивать его в Воронеже – предложения, на которые я бы мог согласиться. Письмо, поданное графу Орлову братом, служило к тому, чтобы Орлов не перетолковал иначе объяснения, которое они имели на мой счет; мера эта, во всяком случае, не могла повредить делу. Я нахожу, однако же, что брат хотя и правильно объяснил мой образ мыслей, но выражения, употребленные им в письме сем, слишком усилены, то есть слишком много прилагательных, которые как будто свидетельствуют о некоторой степени искательности с моей стороны и без пользы растягивают самое содержание письма. Впрочем, если Орлов в числе людей, повредивших мне, и моих гонителей, то он может, и не показывая письма Александра государю, перетолковать по-своему весь смысл разговора их и представить образ мыслей моих в том виде, как ему захочется.

Вот продолжение сих сношений, как меня о том уведомил Александр уже по возвращении его к себе в деревню. Он был перед выездом своим из Петербурга у графа Орлова, и как разговор их обратился на мой счет, то Орлов сказал, что письмо сие косвенное, а потому и не может он пустить оное в ход. При сем брат замечает, что оно было показано.

Александр отвечал, что я ведь и не желал ничего, не прошу ничего иного, как только того, чтоб быть оправданным во мнении государя.

– Итак, я могу сказать, – продолжал Орлов, – что я получил косвенные известия, по коим брат ваш готов служить, коль скоро в нем будет надобность.

– Совершенно так, – отвечал Александр, – брат мой всегда готов служить отечеству своему и государю, коль скоро ему о том дадут знать.

Сим и кончилось. Казалось бы, что мне после того должно ожидать вызова; но как разгадать скрытные мысли Орлова и кто поручится, что он в тайне не питает на меня неудовольствия за славу, коей он через меня лишился в экспедиции 1833 года в Турции? Ибо ему недостаточно было почестей, коими он был одарен: ему нужна была молва народная и память в потомстве.

И так дело по-прежнему. Я остаюсь мирным жителем деревни и пользуюсь благами, дарованными мне Богом в уединении, доставшемся на мою долю…

После отъезда гостей мы принялись за прежний род жизни, – занятия по хозяйству, воспитание детей и чтение. Деятельность моя год от году исчезает; с прискорбием убеждаясь в том ежедневно, я стал делать над собой усилия и замечаю в себе успех: ибо начал более прежнего заниматься, что имеет прямое действие и на мои физические силы, склоняющиеся (может быть и, вероятно, от бездействия) к упадку.

Меня посетили в прошедшем месяце Суботин и Тергукасов, люди, коих знакомство мне приятно. Люблю прямоту души их, основательность и с удовольствием вижу дружеское расположение их ко мне.

Да поддержутся во мне силы одолеть губительное бездействие, поразившее меня в последние годы, бездействие, утруждающее благосостояние мое, как телесное, так и душевное и имеющее сильное влияние на благосостояние всего моего семейства.

9 апреля, село Архангельское

Вчера приступил я к составлению нового каталога своей библиотеки, которая усилится книгами библиотеки покойного отца, сюда уже привезенными, но еще не разобранными. Труд сей довольно продолжительный, и для того я прежде составил проект разделения сочинений на разделы по содержанию их, что довольно мудрено, по смеси предметов, заключающихся в одном сочинении и потому, что располагая книги, сколько можно приближеннее к порядку содержащихся в них предметов, не надобно упускать из виду удобство для отыскания их по названиям. Для дела сего призвал я к себе в помощь Понсета, подпоручика конно-пионерного эскадрона, квартирующего в селе Патриаршем, и мы утвердили вчера порядок статей, в коем книги должны быть поставлены, поверив наперед названия книг во всех имеющихся у меня каталогах библиотеки, каждое порознь, против сделанного проекта, изменяя статьи и перестанавливая порядок их по мере встречающейся надобности.

Село Архангельское, 10-го