Собственные записки. 1835–1848

Я вскоре увидел отличные достоинства его и писал к благодетелю своему государю, сколько я признателен ему за скорое доставление просимого мною подкрепления; но что епископ так отличен по достоинствам своим, что приличнее мне быть у него викарием, чем ему у меня, и его немедленно назначили епархиальным в Вологду, а на его место утвердили представленного мною в викарии Елпидифора, бывшего ректора Воронежской семинарии. Нельзя не сознаться, что делу сему дан Антонием весьма искусный оборот: он предвидел, что присланный ему в помощь викарий возьмет слишком много власти в правлении, и поспешил его заменить другим, в чем он и успел.

– Теперь, – продолжал Антоний, – я спокоен: мне нет надобности ездить по епархии, что я не в состоянии делать по слабости здоровья моего, и управляю делами, оставаясь дома, что нахожу гораздо удобнее; ибо в поездках сих по епархии нельзя ничего порядочно самому осмотреть в короткие посещения, на которые нам едва достает времени, и время проходит более в церемониалах, встречах и приемах, от чего дела вперед не подвигаются.

Преосвященного Антония разумеют везде за весьма хорошего человека; надобно полагать, что он таков и есть. Впрочем, в разговорах и сношениях с ним заметна еще только ловкость, или то, что называется хитростью, свойственной малороссиянам. Он со всеми весьма обходителен, принимает и выслушивает людей всякого звания и состояния, помогает бедным, и по наружным действиям его нельзя ни в чем опорочить. Разговаривая со мною, рассказал он мне об одном случае, выставляемом им, видно, как чудо, произведенное святым Митрофаном.

– Несколько времени тому назад, – сказал он, – один живописец видел во сне св. Митрофана и с позволения моего написал образ его по вдохновению. Недавно приходила ко мне одна бедная женщина, которая принесла старинный портрет св. Митрофана, найденный ею, как она говорила, в своей кухне, где он издавна находился. Она предложила мне портрет сей из усердия и хотела принять присягу в справедливости своего показания. Я уволил ее от присяги и, сличив портрет сей с образом живописца, нашел их между собой совершенно схожими.

С тем вместе повел меня Антоний в залу, где у него оба изображения были поставлены рядом; сходство, в самом деле, было разительное.

Хотя меня Ховен и просил дождаться возвращения из уездов в Воронеж Исленьева для свиданья с ним, но я торопился возвратиться домой, а потому и выехал 29-го числа перед вечером в Землянск для свидания с Вульфертом, квартирующим там со своей батареей.

Я приехал в Землянск в полночь, остановился на постоялом дворе и на другой день обедал у Вульферта. Радость его видеть меня неописуема. Он мне предан без лести. Я нашел в нем большие перемены, как в физическом, так и в нравственном отношении; он постарел, жалуется на болезнь, несколько обрюзг. Думы же его обременены тревожными мыслями; он чем-то недоволен, речи его неспокойны; словом, он казался мне, как бы в ипохондрии. Жаль мне было видеть моего Вульферта в таком положении.

В тот же день, 30-го числа, приехал я к Николаю Матвеевичу Муравьеву. Он, кажется, расстроен в делах своих женитьбой. Жена его бедна и не имеет ничего привлекательного. Надобно думать, что он ошибся в расчетах своих, и что он полагал взять какое-либо состояние, которое, однако же, едва ли оказалось. При том же на попечении у него теперь остался брат его Матвей, молодой офицер, который также женился в прошедшем году.

Переночевав у Муравьева, я отправился с ним на другой день обедать к отставному генералу Луке Алексеевичу Денисьеву. Уже два раза виделся я с этой особой, пользующейся хорошим именем во всем околотке. Старик сей, по-видимому, был некогда пламенный служивый. Он умен, приветлив и сохранил воинский дух, свойственный его природным склонностям или привычкам от долговременной службы. Говорят, что он много и бедным помогал. При всех хороших качествах сих, заметна в нем большая доля хитрости, но непредосудительной; ее можно скорее назвать большой осторожностью, которая, может быть, сделалась ему свойственной при многоразвитых сношениях, в которых он находился с людьми и начальниками своими в течение долголетнего своего поприща. Во всяком случае, человек сей занимателен и заслуживает уважения.

Я был у Денисьева еще прошедшей осенью. В новый год он приезжал ко мне, но не застал меня дома. С ним приезжал тогда Савельев, помещик соседнего Денисьеву села Аксизова. Надобно было и этот визит отдать. Я заехал в Аксизово; их два брата, из коих один в то время был в отъезде в Москве. Тот, которого я дома застал, человек образованного обхождения, но я не заметил ничего особенного в разговоре его. Посидев с час, я поехал в Задонск, куда прибыл ввечеру и там ночевал.