Собственные записки. 1835–1848

Вчера приехал великий князь Михаил Павлович. Он принял меня с необыкновенной лаской и предупредительностью, говорил много о полках бывшей Литовской гренадерской бригады и об участии, которое он принимал для отыскания и возобновления сделанного мной представления о пожаловании сим полкам Георгиевских знамен за Казимирское сражение. Говорил он много о штурме варшавском, выставляя отличие моих войск. Я всегда признавал, что он в успехе сего штурма принял более многих участия других, но находил, что скромность его, а всего более малая уверенность в себе, укрывали много достоинств его.

Вчера поутру граф Витт отвел меня в сторону и сказал, что накануне государь спрашивал его, справедливы ли доходящие до него слухи о распущенном состоянии, в коем находился мой корпус; граф Витт будто опровергнул сие мнение (наведенное графом Воронцовым), говоря, что, напротив того, в наилучшем порядке, и что во всех встретившихся с гражданскими властями неудовольствиях единственными виновными были местные власти. Я бы никогда не поверил справедливости слов графа Витта, если бы в сем случае не имел в виду каверзы его против Воронцова, коего места он домогается.

Я узнал, однако же, вчера от Бибикова[71], что граф Витт, сделавши в поездку свою в Петербург разные доносы на графа Воронцова относительно покровительства, даваемого им полякам, и всякой бесчинности, производящейся между его окружающими, уверил Воронцова, что все сие было доведено до сведения государя мною. По приезде в Петербург, граф Воронцов был принят весьма дурно. Имея тесную связь с Бенкендорфом, основанную даже на видах корыстолюбия последнего, он ездил после того к нему в Ревель и привез оттуда предлинное письмо государю, по прочтении коего государь помирился с Воронцовым и объявил ему, что вперед будет верить только его одним словам, а меня будто побранит, причем Бибиков предостерегал меня, что в случае, если государь мне об этом здесь ничего еще не говорил, то мог нанести мне неудовольствие при осмотре войск (так как законных к тому причин никаких не имелось).

Сказанное Бибиковым о поступках Витта, Воронцова и Бенкендорфа справедливо; в предположениях же он мог ошибаться: ибо невероятно, чтобы государь не видел истины, и не усматривается, какую бы он мог иметь надобность скрывать свое неудовольствие против меня ласковым обхождением. Войска мои без сомнения лучше виденных мною здесь; но если бы захотели в них искать недостатков, то сему пособить я не в силах.

С приездом в Киев государь был очень недоволен графом Гурьевым, коему и наговорил много неприятных вещей при первом свидании за то, что Гурьев встретил его не в соборе, а у крыльца дома. Гурьев в оправдание свое показал отношение Бенкендорфа, коим ему предписывалось так поступить; но государь отозвался, что сие распоряжение годится при возвращении из-за границы, а не в этом случае. В последствии своего пребывания в Киеве он всем остался очень доволен и за все благодарил Гурьева, но Гурьев просил своего увольнения от службы.

Полагают, что цель приезда сюда А. П. Ермолова состоит в помещении незаконнорожденных детей его. Он будто, выходя от Михаила Павловича, говорил ему: «Сделайте сие для меня, ваше высочество; я вам скажу: благодарю вас, Константин Павлович», на что будто великий князь в шутку погрозился ему.

Вчера, 23-го, была сделана государем тревога в лагере. Все войска собрались очень скоро, и начались для кавалерии маневры. День был жаркий, все движения делались рысью и вскачь, отчего лошади, изнуренные уже прежними смотрами, много пострадали. Поле позади войск было похоже более на поле сражения: падшие лошади, разбитые и больные люди, возвращающиеся в лагерь во множестве; всего подохло, вчера только, 140 лошадей и 8 человек ушиблено.

Вознесенск, 25-го

Лошади все еще дохнут от последней тревоги; в течение 23 и 24-го числа в одном Тверском драгунском полку пало 60 лошадей; поле маневров падшими лошадьми усеяно, как поле сражения; множество их лежит около водопоя. Из лагеря высылаются команды, зарывающие падших лошадей. Говорят, что между подавленными есть один офицер сильно пострадавший.

Иностранцы, коих множество, не ошибаются на счет всего сего, но видят дело с настоящей его стороны. Вчера, познакомившись с одним майором австрийской службы, состоящим при детях эрцгерцога Карла, я изъявил сожаление свое, что мы, военные, лишены чести видеть знаменитого воина, как Карл.

– Хотя он и очень свеж еще при шестидесятишестилетним возрасте своем, – сказал майор, – но он не в состоянии перенести трудов, предстоящих на ваших смотрах. Наши смотры гораздо в меньшем масштабе, и войск не держат на ученье долее полутора или двух часов.