Собственные записки. 1835–1848

Приезжие с государем граф Орлов, Адлерберг, Клейнмихель, Кавелин и сам князь Меншиков, который должен был проводить на другой день государя по морским заведениям, изъявляли желание, дабы не отводить государя за 4 версты к Херсонской заставе на смотр, опасаясь дали и потери времени в езде. Некоторые из них уговаривали меня поставить батальоны на площади, находящейся против квартиры государя. Видя, что и сам государь спешил, я согласился, основываясь на том, что дивизионный начальник, за несколько дней перед тем, сделал репетицию церемониального марша на том же месте.

Меншиков немедленно о том доложил государю, который, обратившись ко мне, спросил, можно ли это сделать; ибо через сие выиграется много времени. Я отвечал, что можно, но что будет очень тесно, потому что взводы имели по 26 рядов, и следственно в дивизионах будет их 52, и захождение придется сделать почти на самом месте прохождения.

– Да, например, сколько же места? – спросил государь.

– Квадрат, имеющий 50 сажень в боку, – отвечал я.

– Можно, – отвечал государь, – я посмотрю тебя завтра на этой площади после обедни, – и, поклонившись, пошел ложиться спать.

Ночь была лунная. Я сходил на площадь и нашел средство увеличить пространство ее снятием с двух сторон небольшой изгороди, отделявшей ее от улицы, и опять побывал у князя Меншикова, прося, если возможно, доложить государю, что место это очень тесно; но он отвечал, что этого теперь переменить нельзя было, и приказал от своего имени полиции, дабы изгородь была немедленно снята. У Меншикова были Орлов и Клейнмихель, и первый из них шутками успокаивал меня на счет смотра, говоря, что все кончится благополучно, а что ежели я отведу их к Херсонской заставе, то, как бы ни был хорош смотр, он будет подговаривать, что смотр дурен.

Приказание было немедленно отдано полиции; но ничего не было исполнено; почему и нашлись мы вынужденными употребить на то людей, которые ночью сняли изгородь, зарыли ямки и несколько подровняли место.

Замечательно было, что граф Орлов в тот же вечер, с самого приезда государя, говорил мне, что на другой день будут приглашены к обеду я, дивизионный начальник, бригадный и полковой командиры. Я предупредил графа Орлова, что дивизионный начальник после смотра немедленно поскачет в Одессу, для встречи там государя, а что мне надо будет ехать немедленно в Севастополь, дабы не опоздать там к встрече государя, имеющего отправиться из Одессы морем. Он обещался доложить о том государю и чрез полчаса отвечал мне, от имени его величества, что государь приглашение сделает, а каждому из нас предоставляет поступить, как лучше придется. Сие было сказано без малейшего неудовольствия; но граф Орлов прибавил от себя в предупреждение, что в случае, если государь был бы недоволен смотром, то полковник не будет приглашен к обеду; впрочем, просил меня не разглашать сего, как и о самом приглашении, которое воспоследует на другой день.

В течение всего вечера государь несколько раз обращался ко мне с вопросами, но говорил мало, и в обхождении его со мной хотя и не было ничего неприятного, но не заметно было того расположения, которое он мне прежде оказывал. Предупреждение насчет неприглашения полковника к обеду подавало повод к заключению, что смотр не кончится благополучно.

5-го числа поутру, в 8 часов, я вышел на площадь и начал выставлять унтер-офицеров. Погода была холодная, и сильный ветер перемежался с дождем. К 9 часам батальоны были выстроены, и государь, возвращаясь из церкви, подошел к войскам. Люди были одеты отлично, равнение, как нельзя лучше; встреча сделана в порядке. Государь поздоровался с людьми и был принят с громкими криками «ура», произносимыми каждым от души. Он в первый раз видел войско сие, которое также его никогда не видело. Прошедши к левому флангу 3-го батальона, он обернулся ко мне и с улыбкой, которую я принял как изъявление удовольствия, сказал мне: «Муравьев, это хорошо, хорошо»; – но далее не смотрел колонн и не прошел по флангам, дабы видеть равнение взводов. Потом, ставши на середине площади, он приказал сделать перемену дирекции налево. Движение сие было сделано не совершенно чисто, но порядочно; несколько унтер-офицеров левого фланга немного замялись при становлении взводов, что вмиг поправилось. Государь начал сердиться.

– Смотри, – сказал он мне, – какая стойка в третьем батальоне, – показывая на первую шеренгу гренадерского взвода. – Видишь ли, как дурно держатся, – повторял он, и по мере, как он говорил, гнев его усиливался; все черты лица переменились, и взгляд его принял тот грозный вид, коего предзнаменование заметно было в приемах прежнего обхождения его со мной. – Ручаюсь тебе, – продолжал он с жаром, – что нет ни одного гарнизонного батальона, в котором было бы так мало устройства, как в этих войсках, – и все повторял сие, усиливая голос.