– Да, – сказал государь, – не в нынешнем году, а в будущем мне нужно будет послать из твоего корпуса часть войск на Кавказ для того, чтобы разом подвинуться вперед и потом возвратить их назад; тогда и пошлем эти батальоны, что без знамен.
Насчет занятий в Севастополе я приглашал государя сделать маневры; но он отозвался, что ему времени не будет, ибо он останется только двое суток с половиной.
– В первый день приезда, – сказал он, – я осмотрю все, что успею, лагери, госпитали, строения; во второй день займусь флотом, а в третий войсками. Разве вместе тут и маневры сделать, так это что же будет?
После того пожелал он мне много успеха на смотру, говоря, что должно надеяться на Бога, на Царя, на Святого Николая и прочее и, передразнивая с насмешкой голосом и выговором какого-то старого солдата, который когда-то живал во дворце и так говорил. Он обещался быть в Николаеве 4 числа к вечеру и, в случае, если он прибудет после вечерней зори, не приказал выводить почетного караула, а на другой день, 5-го, приказал вывести два батальона Минского полка к смотру тотчас после обедни. Великая княжна Мария Николаевна прервала разговор наш. Государь во все время показывал вид веселый, но во взгляде его я не заметил искренности.
После того я был у великого князя Михаила Павловича и опять радовался видеть в нем те же чувства, то же прямодушие, которое и прежде заметил; он уверял меня, что смотры кончатся успешно, расспрашивал обо всех с большим участием и в особенности о Данненберге.
– Это человек отличный, – говорил он, – и, кроме того, был любим покойным братом моим. Он был несчастлив; но скажи ему от меня, что если бы ему опять не повезло, то ему всегда готова в Павловске, где его родина, та же самая квартира, на которой он жил, что подле моей любимой рощи. Я не люблю, – продолжал он, – столиц и здесь, в Вознесенске, гораздо охотнее бы ужился, чем в Петербурге, а Павловск всего больше люблю, но Павловск с Образцовым полком. Вот как тебе смотр удастся, так ты скажи, как А. П. Ермолов: «Бог помог нашей простоте».
– Напротив того, – отвечал я, – ваше высочество, если смотр мне удастся, то я буду молчать.
Граф Витт прервал наш разговор: он вошел, хвалясь данным ему поручением выписать чрез два дня из Одессы какое-то платье для Марии Николаевны.
Я был также у Клейнмихеля. Человек сей знает много того, что делается; но ни одному его слову верить нельзя. Он описал мне все беспорядки морского ведомства в Севастополе; но кто угадает, в каком он виде докладывает государю о них.
Я виделся также с графом Воронцовым, дабы узнать, где государь примет караул на Южном берегу. Он говорил, что государь приказывал, чтобы роты остались на своих местах для встречи его величества, и что особенного почетного караула там принимать не будет; впрочем, подробнейшее сведение о сем я должен получить в Севастополе.
Во время разговора моего с его величеством, государь говорил мне опять о музыках, находя их весьма дурными. Он спрашивал, куда девалась та музыка, которую он мне прислал, и хороша ли она? Я отвечал, что люди все молодые и несколько маршей умели играть.
– Как! Я сам ее слышал, – сказал он с удивлением, – она была очень хороша.
Но я утвердительно отвечал, что музыка сия подавала надежду, но многого еще не знала (полагаю, что музыкантов переменили перед отправлением их ко мне).
1 сентября в Николаеве я делал смотр двум батальонам Минского полка, имеющим представиться государю, видел их по фронту и по внутреннему устройству и нашел в хорошем порядке. В следующие дни я смотрел две роты, приготовленные для государя, и нашел их в отличном виде. Я не воздержался изъявлением справедливой моей признательности всем офицерам и полковому командиру, которых собрал для того у себя. 4-го числа государя ожидали с самого утра. Рота почетного караула была одета в 4 часа пополудни. Я предписал людям скинуть ранцы в ожидании прибытия государя; но, одушевленные рвением и желанием лучше показаться, они просили у меня позволения оставаться в ранцах, дабы не запятнать белья; когда же они простояли три часа в таком положении с полной ношей, я приказал им сбросить ранцы. Пошел проливной дождь, но все оставались с неизменной бодростью и к исходу 9-го часа вечера опять выстроились. Такой же дух одушевлял весь полк, с нетерпением ожидавший счастия представиться государю.
Выло совершенно темно, когда государь приехал. Он прошел по фронту, всматриваясь в людей, спросил имя капитана, командой был доволен и приказал отпустить караул. Сие было исполнено с тишиной и приличием; но он заметил мне, что при маршировке люди топают слишком крепко ногой, а при становлении ружья к ноге стучат: все, что можно найти дурного одним слухом.
Смотр двум батальонам был назначен к другому дню у Херсонской заставы, на просторном ровном месте, развернутым фронтом. Государь приказал поставить батальоны в колонну, дабы более выиграть времени в церемониальном марше.