Собственными руками (СИ)

Потому что любят его? А что он? А он годами прибегал к этому человеку по первому зову, выполнял его нечистые поручения, притащил на корабль и даже позволил себя, капитана команды, потеснить из личной каюты. Если посмотреть на его поведение глазами команды, подлинно видно, как он дорожит Дофламинго. Каждый в команде будет терпеть развлечения нежеланного гостя, пока он не переходит черту, а ему-то прекрасно известно, где она находится. Если Ло сожрёт откровенное глумление над людьми, о которых он обещал себе заботиться, его можно будет на полных правах назвать трусом.

— Ты сам себя в этот угол и загнал, — вдоволь насмеявшись, мужчина сел прямо и с улыбкой смотрит на лицо напротив. — Но если правильно меня попросишь, я принесу ей свои извинения.

Ничего благородного под правильной просьбой этот подонок не подразумевает. Даже если упасть ему в ноги и вылизать их, он это унижение за достойную мольбу не примет. Да и под своими извинениями он тоже вряд ли понимает покаяние в истинном его значении. Он даже извиняется так, будто поливает человека ещё совсем тёплым дерьмом.

От злости, сопряжённой с бессилием, челюсти сводит. Что ему делать прямо сейчас, когда эта паскуда смеётся над ним и над членом его команды, который может снова плакать, он не знает. В его власти сейчас только лишить его возможности и дальше вольничать, поэтому Ло расправил ладонь и, произнеся короткое слово, захватил весь корабль в уникальную операционную комнату. Перекинул меч из смотровой в свою руку и уже приготовился оголить клинок, когда пальцы Дофламинго прочно ухватились за ножны.

— Не надо баловаться этим в гневе, — произнёс он, подтащив Ло к себе. — Вдруг корабль повредишь.

Пусть говорит что хочет, Ло продолжил вытаскивать меч, чтобы покрошить его на более мелкие части. Подставил в движении бок и тут же схлопотал кулаком под рёбра. У самого-то раны тоже не затянулись полностью, и это стало причиной боли, вцепившейся во внутренности когтистой лапой, которая рвала их по новой. Лишь на секунду расслабил пальцы, а Дофламинго выхватил ножны с Кикоку и отбросил в сторону.

Следующий удар пришёлся голой, но этим не ослабленной, пяткой по низу бедра, и Ло упал на колени. Ребро ладони, точно попавшее по гортани, лишило дыхания и равновесия, из-за чего он повалился вперёд, едва успев выставить перед собой руки и спасти лоб от рядом стоящего стула. Шапка бесшумно спала с головы. С губы на пол тянулась тонкая ниточка слюны, очертания которой перед глазами спустя мгновение начали проясняться. Громко, с хрипом выдохнул прибережённый лёгкими воздух и вобрал в них новый. Всё тело слабо дрожало от шока.

— Ло, дорогой, — приподнял Дофламинго его подбородок стопой.

Браслет из кайросэки прижался к щеке Ло, моментально аннулировав поставленный им барьер, а подонок, стоя перед ним, покачивает лицо на своей ноге. Опять бессилие и растерянность поднимались из тех времён, когда он был игрушкой этому садисту, и доводили до осознания, что ничего, по сути, и не изменилось. Он всё так же теряется под его величественным давлением.

— Бесишься, оттого что не можешь получить желаемое, — со смехом утвердил тиран, проведя по шее пальцами, и толкнул стопой грудь. — Я это хорошо понимаю.

Ло разрывает сомнениями, обидой и завистью, которые переплетаются, порождая ядовитую злость, годами зарываемую им всё глубже. Он сомневается даже в том, чего именно хочет. С одной стороны, его пиратская жизнь очень неплоха — он свободен быть где хочет и делать что хочет, он ни под кем не должен прогибаться. Хочется вырваться на волю из клетки Дофламинго, но в то же время он хочет и самого Дофламинго. Хочет единолично владеть им, быть с ним каждый день без всей той фальши, в которую тот с ранних лет укутался, чтобы спрятаться он боли. Быть с возлюбленным и быть свободным — две жизни, противоречащие друг другу. Действительно ввергает в бешенство, что он не может взять и то, и другое.

Лёгши спиной на пол, моментально получил очередной удар пятки в живот, вынудивший с криком согнуться и завалиться на бок.

— А ты хочешь меня, разве нет? — под его хриплый кашель уточнил мужчина. — Ты ведь должен и сам понимать, — придавил он огромной пяткой небольшую ладонь Ло к полу, — что мёртвое не вернуть, а наши отношения уже мертвы, — втирает кисть, наслаждаясь потугами своей жертвы прятать крик за стиснутыми зубами.

Ло расправил другую дрожащую ладонь, чтобы снова поставить «Рум». Дофламинго отпустил кисть, в которой ничего, кроме боли, не ощущается, и быстрым движением вбивает другую с такой враждой, будто вредоносное насекомое пытается раздавить. Меч лежит метрах в двух от него, и даже дотягивайся он до него, без «операционной» не сможет использовать его. Не на Дофламинго.

— Хочешь сказать… — дребезжит голос Ло, — разлюбил? — хохотнул и кое-как сел, держа ладонь в ладони. — Тогда убей меня, — с тревожной улыбкой предложил он, задрав на него лицо. — Почему нет?