Собственными руками (СИ)

Он же не против. Правда, не против, если Дофламинго его убьёт, ведь Ло достиг своей цели. Как минутой ранее ему сказали, мёртвых не вернуть, но он хотя бы душу Росинанта упокоил, отправив Пиратов Донкихота за решётку, а их лидера скинув в такие низы, откуда безопаснее ещё очень и очень долго не выглядывать. И пусть он готов к смерти, всё равно знает, что ему её не подарят, поэтому-то и улыбается с начавшимися слезами на глазах. Хотел бы Дофламинго его убить, сделал бы это сразу.

Они просто смотрят друг на друга и молчат, а между ними словно бы нить протянута, по которой передаются и мысли, и настроение, и чувства. Опять на лбу, украшенном годами морщинами, вздулись вены. Взгляд, улыбка, слёзы и даже положение Ло сейчас — всё накручивает гнев падшего короля, который скрипит зубами, виднеющимися из-под узких губ. Он всегда бесится, когда его мальчик так подло ведёт себя, и всегда поступает одинаковым образом. Вот и сейчас встал на колени и засадил пощёчину, чтобы не смотрел на него, как бездомный щенок.

— Люблю! — грубо схватил его за нижнюю челюсть и обернул на себя. — Я люблю тебя, понимаешь? — зло цедит сквозь зубы. — Но какое это имеет значение, если ты отвергаешь меня?

Поэтому-то Дофламинго до сих пор на корабле, поэтому же никто на нём пока не умер. Любит, очень сильно, но не так, как это надо объекту его чувств.

— Какое, к чёрту, имеет значение, если я не могу к тебе спиной встать?! — с такой горячностью тряхнул головой Ло в своих руках, что у того в глазах помутнело.

Из-за резких движений слёзы промочили нижние веки, потянув глаза пеленой, размывающей образы. В губы впились с такой жадностью, что в первый же миг своровали волю и разум. Ло даже не понимал, что именно делает; просто обхватил его затылок ещё ноющими ладонями, просто клонит к себе, просто ласкает язык, просто кусает и обсасывает губы. Горячая рука на пояснице увлекает его ближе, втаскивая на сложенные и широко раскинутые ноги. Он подбирается на коленях и садится на бедро, отчего снова приходится запрокидывать голову.

— Ло, — пленник оторвался от губ и теперь шепчет в них, — хватит. Сними браслет, и тогда я прощу тебя. Начнём всё сначала.

— Простишь? — с налётом огорчения улыбнулся капитан. — Что ты с ней сделал?

Возвращение к теме, с которой он ворвался в каюту, кардинально переменило настрой Дофламинго: на лице вновь заиграло раздражение, губы скривились вниз.

— Так значит? — сдерживая злость, выдохнул мужчина. — Хочешь знать, значит. Хорошо, — сильным ударом кулака он скинул Ло со своей ноги. — Сейчас узнаешь.

Налетев-таки спиной всё на тот же стул, сбил его, при этом ушиб плечо, хотя с болью в животе это не сравнится. Спёрло дыхание, а кроме этого, мозг практически разорвало от удара затылка о железный пол. Не успел и шевельнуться, ему зажали рот, и тогда глаза распахнулись в отвращении.

Да, он затыкал её, чтобы не кричала и не звала на помощь. Ло испуганно уставился на Дофламинго, рухнувшего тяжёлым задом на его ноги, которые теперь не выдернуть. Задирает его футболку, гладя пресс, и смотрит прямо в глаза, где с каждой секундой всё сильнее утверждается ненависть. Ло попытался вырваться, но без травм ног этого точно не сделать, а приверженец насильственности уже обнажил его грудь. Безмолвно усмехаясь, кладёт руку на бок и склоняется, чтобы поцеловать.

Гладит, протолкнув ладонь между лопаткой и полом, поигрывая большим пальцем с соском, и припадает губами к груди. Язык, прошедший по коже, вызвал мурашки и скромное возбуждение. Губы сомкнулись на соске, погрузив его в тепло рта Дофламинго, который стал забавляться с ним. Сейчас бы приласкать его, подыграть ему и отдаться, потому что все эти дни телу именно этого не хватало. Но Ло кладёт руки на его плечи и отталкивает, не желая знать так подробно, что именно он вытворял с… другим человеком.

Говорит о своей любви к нему, а сам практически только что раздел другого человека и ласкал так, отчего Ло возбуждается. Нахлынувшие чувства обиды и отвращения рвали дыхание, которое с шумом он выпускал в ладонь на своём лице. Рука поползла вниз к джинсам, чтобы расстегнуть, чтобы сдвинуть ниже, чтобы проникнуть под них. Истерика накатывает, когда пальцы ложатся на ягодицу и мнут её, и дышать он уже не может. Откидывает ладонь со рта, чтобы вздохнуть, а Дофламинго ему и не противится; вместо этого он приподнимает свой зад, давая ему свободу, и наклоняется к уху.

— Сколько страсти, — смеясь, шепчет мужчина. — Волнуешься, не трахнул ли я её?

Ло повернул лицо к нему, и он немного отстранился, чтобы видеть выражение на нём. Да, волнуется, но не за её здоровье и психику, а за своё право на секс с ним. И это волнение, а вместе с ним обида и отрицание веры в его слова, добавило восторженного блеска в глазе чайного цвета.

— Пусти! — негромко потребовал он, схватившись за руку, которая до сих пор в его штанах.