Сочинения

(13) И задумайтесь, пожалуйста, над тем, как изменилось общее положение. Когда-то государственное преступление готовилось тайно, а защита от него — открыто, причем честные граждане легко брали верх над дурными. Ныне мир и согласие нарушают открыто, защищают тайно. Те, кому по душе первое, — при оружии, вы же — в страхе. (14) Чего вы ждете? Или вам, быть может, стыдно и не хочется исполнить свой долг? Или вы склонны уступить требованиям Лепида, который, по его словам, хочет, чтобы каждому возвратили его имущество, а сам удерживает у себя чужое[668], хочет, чтобы права войны были отменены, а сам принуждает нас оружием, чтобы были подтверждены гражданские права тех, у кого их, по его словам, не отнимали[669]; чтобы ради восстановления согласия народу возвратили трибунскую власть[670], из-за которой и разгорелись все распри.

(15) Сквернейший и бессовестнейший из людей! Это тебя заботят нищета и горе граждан, когда у тебя в доме все добыто только оружием, то есть противозаконно?[671] Второго консулата добиваешься ты, словно первый ты с себя сложил; к согласию стремишься путем войны, которой достигнутое согласие нарушается. Предатель по отношению к нам, неверный по отношению к своим сторонникам, враг всем честным людям, как не стыдишься ты ни людей, ни богов, которых оскорбил своим вероломством, точнее, клятвопреступлением![672] (16) И раз уж ты таков, советую тебе — оставайся при своем решении, сохраняй свое оружие и, продолжая мятежные действия, беспокойный сам, не держи нас в тревоге. Ведь тебя не хотят видеть проконсулом провинции, а законы и боги-пенаты[673] — гражданином. Продолжай идти своим путем, чтобы тебя поскорее постигло заслуженное возмездие.

(17) А вы, отцы сенаторы? Доколе медлительностью будете вы обрекать государство на беззащитность и словами действовать против оружия? Против вас набраны войска, из государственной казны и у частных людей вырваны деньги, из одних мест выведены и в других размещены гарнизоны; вам произвольно навязывают условия, в то время как вы готовите посольства и постановления. Чем больше будете вы стремиться к миру, тем ожесточеннее, клянусь Геркулесом, будет война, когда Лепид поймет, что ваш страх перед ним — для него большая опора, чем справедливость и благо. (18) Ибо тот, кто говорит о своей ненависти к беспорядкам и к истреблению граждан и потому, когда при оружии Лепид, вас оставляет безоружными, предлагает, чтобы вы испытали участь побежденных, когда можете оставить ее другим; таким образом, он вам советует сохранять мир с Лепидом, а ему — вести с вами войну. (19) Если вы на это согласны, если вас охватило столь сильное оцепенение, что вы, забыв о злодеяниях Цинны[674], чье возвращение в Город погубило цвет нашего сословия, готовы отдаться сами и отдать своих жен и детей на произвол Лепида, то нужны ли постановления? Нужна ли помощь Катула? Более того, он и другие честные граждане напрасно стоят на страже государства.

(20) Поступайте как хотите; готовьте себе патронов в лице Цетега[675] и других предателей, горящих желанием возобновить грабежи и поджоги и снова взяться за оружие против богов-пенатов. Но если свобода и правда вам дороже, то выносите постановления, достойные вашего имени, укрепляйте дух честных мужей. (21) С вами вновь набранное войско и, кроме того, колонии ветеранов[676], вся знать, лучшие полководцы. Фортуна — всегда с лучшими; военные силы, собранные Лепидом благодаря нашей нерадивости, вскоре распадутся.

(22) Итак, вот мое предложение: «Так как Марк Лепид наперекор решению нашего сословия вместе с негодяями и врагами государства ведет на Город войско, набранное им на свою личную ответственность, — пусть интеррекс Аппий Клавдий вместе с проконсулом Квинтом Катулом и другими лицами, облеченными империем, обороняют Город и принимают меры, чтобы государство не понесло ущерба»[677].

III. РЕЧЬ ГАЯ КОТТЫ К РИМСКОМУ НАРОДУ

(1) Квириты! Много опасностей оказалось на моем пути во времена мира и на войне, много препятствий; одни из них я претерпел, другие преодолел с помощью богов и своей доблестью. При этом присутствие духа никогда не изменяло мне в моей деятельности, как и упорство — в принятии решений. Неудачи или успехи изменяли мои возможности, но не природные качества. (2) В нынешних же несчастьях все покинуло меня вместе с удачей. Более того, старость, тяжкая сама по себе, удваивает мои заботы, и мне, несчастному, уже прожившему свой век, нельзя надеяться даже на почетную кончину. (3) Ибо, если я ваш паррицида и, дважды родившись здесь[678], ни во что не ставлю ни своих богов-пенатов, ни отечества, ни высшей власти, то какая пытка может быть достаточной для меня живого или какая кара — для умершего? Более того, все мучения, каким, по рассказам, умершие подвергаются в подземном царстве, — ничто перед тяжестью моего преступления.