Сочинения

6. Живи, как тебе угодно, Саллюстий; делай, что́ захочешь; достаточно и того, что ты один сознаешь свои преступления. Не попрекай нас нашей властью и непомерной сонливостью; мы тщательно оберегаем целомудрие своих жен, но не настолько бдительны, чтобы уберечься от тебя: твоя наглость сильнее наших стараний. (16) Могло ли бы какое-нибудь позорное деяние или высказывание, отцы сенаторы, остановить этого вот человека, не постыдившегося сознаться перед вами в своем прелюбодействе? И если бы я не захотел отвечать тебе насчет тебя и, на основании закона, публично прочитал замечание цензоров Аппия Клавдия и Луция Писона[832], неподкупнейших мужей, то разве я не навеки заклеймил бы тебя позором, смыть который не смогла бы вся остающаяся тебе жизнь? Впрочем, после памятного нам составления списка сенаторов[833] мы не видели тебя ни разу, разве только тогда, когда ты устремился в тот лагерь, куда уже стекались все подонки государства[834]. (17) Но того же Саллюстия, который в мирное время не был даже сенатором, после того как государство было сокрушено оружием, победитель, вернувший изгнанников, возвратил в сенат, предоставив ему квестуру[835]. Должность эту он исполнял, продавая все, что только находило покупателя; он считал справедливым и правильным все, что ему хотелось совершить, и мучил людей так, как должен бы делать человек, получивший эту должность как добычу. (18) По окончании квестуры он, дав большие деньги людям, которые вели такой же образ жизни, уже стал одним из членов этой шайки. Ведь Саллюстий был на той стороне, где, словно в пучине, собрались все порочные люди. Сколько бы ни было бесстыдных людей, развратников, паррицид, святотатцев, несостоятельных должников в Городе, муниципиях, колониях, во всей Италии, они там оседали, словно в морских заливах. Это были и те, кто утратил свое имя, и известнейшие люди, ни к чему не годные в лагере, славящиеся разве только разнузданностью своих пороков и жаждой переворота.

7. (19) «Но ведь он, став претором, проявил умеренность и воздержанность». — Не разорил ли он, управляя Нижней Африкой, свою провинцию так, что испытания, каким наши союзники подверглись во времена мира, превзошли все то, что они претерпели и чего ожидали во время войны? Откуда выкачал он столько, сколько смог либо перевести путем кредитных операций, либо втиснуть в трюмы кораблей? Столько, повторяю, он выкачал, сколько захотел. Чтобы не отвечать перед судом, он сговаривается с Цезарем за 1200000 сестерциев[836]. Если какое-нибудь из этих обвинений ложно, опровергни его перед этими вот людьми: на какие средства ты, который еще недавно не смог выкупить даже дом отца, вдруг, разбогатев словно во сне, приобрел сады, стоившие огромных денег[837], усадьбу Гая Цезаря в Тибуре и другие владения? (20) И ты не поколебался спросить, почему я купил дом Публия Красса, когда сам ты — давнишний собственник усадьбы, недавно принадлежавшей Цезарю! Повторяю, не проев, а сожрав отцовское имущество, какими же путями недавно достиг ты такого изобилия и такого богатства? И право, кто назначил бы своим наследником тебя, которого никто не считает даже своим достаточно уважаемым другом, разве только это человек, подобный тебе?

8. Но ты, клянусь Геркулесом, скажешь, что выдающиеся деяния твоих предков тебя возвышают. Независимо от того, им ли ты подобен или они тебе, к вашей общей преступности прибавить нечего. (21) Но, если не ошибаюсь, твои почетные должности делают тебя заносчивым. Ты, Гай Саллюстий, думаешь, что дважды быть сенатором и сделаться претором то же самое, что дважды быть консуляром и дважды справить триумф?[838] Быть чистым от всяких пороков должен тот, кто собирается обвинять другого. Только тот говорит дурно, кто не может выслушать правду. Ты же, прихлебатель за всеми столами, в ранней молодости наложник во всех спальнях и там же впоследствии прелюбодей, — пятно позора для любого сословия и напоминание о гражданской войне. (22) И право, что может быть тяжелее для нас, чем видеть тебя невредимым в этом собрании? Перестань же наглейшим образом преследовать честных людей перестань быть во власти недуга бесстыдства, перестань по себе судить о каждом из нас. При нравах своих ты приобрести друга не можешь; ты, видимо, хочешь иметь недруга. Я заканчиваю, отцы сенаторы! Я часто видел, что те, кто открыто сказал о низких поступках других людей, слушателей своих оскорбляли сильнее, чем их оскорбляли те, кто их совершил. Мне же стоит принимать во внимание не то, что Саллюстий по всей справедливости должен выслушать, но то, что я по чести могу высказать.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ГАЙ САЛЛЮСТИЙ КРИСП