Сочинения Иосифа Бродского. Том V

Эта неодушевленная «сила Коллективного Человека» в состоянии пугающей пассивности — сквозная тема стихотворения, во всяком случае, этой строфы. Ценя прочность здешней республики (Коллективный Человек, я полагаю, имеет еще и этот смысл), в чей «нейтральный воздух» «все языки наперебой изливают свои тщетные оправдания» (Each language pours its vain / Competitive excuse), он различает в ней черты, которые и породили трагедию. Эти строки с таким же успехом могли быть написаны по другую сторону Атлантики. «Наперебой изливаемые оправдания» по поводу того, что ничего не было сделано, дабы остановить герра Гитлера, — помимо прочего и оплеуха миру бизнеса, хотя к жизни вызвали эти строки не одни лишь глядящие из зеркала «лицо империализма и международная кривда» (Out of the mirror they stare / Imperialism’s face / And the international wrong), но и терминологическая инерция — отголоски марксистско-оксфордского периода поэта; скорее она, чем убежденность в том, что он нашел истинных виновников. В любом случае «Out of the mirror they stare» (Они глядят из зеркала) указывает не столько на эти исполинские чудища, сколько на тех, кто может встретить их взгляд в зеркале. А это значит, что виноваты не столько «они», как принято считать, сколько «мы», при том, что нам не так уж даже и уютно в этом «эйфорическом сне» (euphoric dream), которому мы позволяем себе предаться после постройки этих несокрушимых зданий, выросших из Великой депрессии.

«1 сентября 1939 года» — стихотворение прежде всего о стыде. Как вы помните, поэту самому несладко из-за того, что он оставил Англию. Это и помогает ему различить упомянутые лица в зеркале: он видит там свое. Перед нами уже не репортер; в этой строфе мы слышим голос, явственно отчаявшийся: оттого, что все оказались соучастниками событий, начавшихся этой датой, и оттого, что сам говорящий не в силах принудить Коллективного Человека к действию. Вдобавок к этому Оден, пришелец на американском берегу, вероятно, не был уверен в своем моральном праве призывать коренных жителей к действию. Любопытно, что во второй части этой строфы рифма беднеет, теряет уверенность, а тон становится не личным и не бесстрастным, а риторическим. То, что началось как величественное видение, съеживается до фотомонтажной эстетики Джона Хартфилда[154], и, думаю, поэт это чувствует. Отсюда тонкий приглушенный лиризм начальных строк следующей строфы, этой любовной песни интерьеру.

6

Faces along the bar / Люди за стойкой стремятся
Cling to their average day: / По-заведенному жить:
The lights must never go out, / Джаз должен вечно играть,
The music must always play, / А лампы вечно светить.
All the conventions conspire / На конференциях тщатся
To make this fort assume / Обставить мебелью доты,
The furniture of home; / Придать им сходство с жильем,
Lest we should see where we are, / Чтобы мы, как бедные дети,
Lost in a haunted wood, / Боящиеся темноты,
Children afraid of the night / Брели в проклятом лесу
Who have never been happy or good / И не знали, куда бредем.

Настоящее лакомство — эта строфа; изумительная словесная фотография: не Хартфилд, а Картье-Брессон[155]. «Они глядят из зеркала» (Out of the mirror they stare) мостит дорогу к «Лицам за стойкой» (Faces along the bar), потому что эти лица вы можете увидеть только в зеркале бара. По контрасту с плакатно-ораторской дикцией последних строк предыдущей строфы, голос здесь частный, ибо это частный, интимный мир, не требующий объяснений. Замкнутое пространство, овеществленная безопасность — в самом деле «форт». Кто-то сказал об Одене, что, о чем бы он ни писал, он никогда не упускал из виду цивилизацию. Точнее было бы сказать, что он не упускал из виду другое: безопасно ли там, где находится он и его предметы, надежна ли под ними почва. Ибо любая почва — это, так сказать, почва для сомнений. И если эта строфа прекрасна, она прекрасна благодаря пронизывающей ее неуверенности.

Потому что, видите ли, неуверенность — мать красоты, одно из определений которой: она есть нечто, тебе не принадлежащее. Таково, по крайней мере, одно из самых частых ощущений при встрече с прекрасным. Поэтому, когда пробуждается неуверенность, вы ощущаете близость красоты. Неуверенность — попросту состояние, более настороженное, чем уверенность, и поэтому она создает более благоприятную лирике атмосферу. Потому что красота всегда приходит извне, а не изнутри. Именно так и обстоит дело с этой строфой.