Сочинения Иосифа Бродского. Том VII

— Ах, я всегда мечтала, чтобы у меня был плавательный бассейн. Дно можно выложить мозаикой, как древние римляне. А еще лучше — большой телевизионный экран. Плаваешь и новости смотришь. Или — кино.

— Завтра, завтра все обсудим, Цецилия... Матильдааааа!

Пружинистой походкой входит Матильда, таща на поводке трех искусственных леопардов.

— В дочки-матери играем, а?

— Вживаюсь в образ, господин Президент. Имитация среды. Ничто не может заменить осмос. Синтетика, конечно; но узор отличается высокой степенью аутентичности. Пигментация представляет собой закодированную информацию, до сих пор не поддающуюся расшифровке. Скорей всего — звериный вариант паспорта или анкетных данных. Своего рода ур-письменность. (Наклоняется к леопарду.) Урр, урр, урррр...

— Ну-ну. Меморандум перевела?

— Перевела, зашифровала, телеграфировала, получила ответ, расшифровала. Вот. Так, так, так... (Читает.) Так. Генштаб уведомляет нас, что двадцатимегатонной в их распоряжении нет, но что есть несколько стамегатонных. Среди них — цитирую — несколько в компактном варианте, размером с кушетку или с кухонную плиту.

— С кушетку! С кушетку, Базиль Модестович.

— Будь по-твоему, Цецилия. С кушетку... Матильда, сообщи Генштабу, что хотим с кушетку. Срок исполнения — прежний. Совершенно секретно.

— А поменьше у них нет?

— Говорят, что нет. Да чем плохо с кушетку, Густав?

— Расходы по транспортировке.

— Так это же копейки, Густав.

— Копейка рубль бережет. То есть, что я! Пфенниг — марку. Бензин дорожает.

— Кушетка зато бесплатная.

— И потом ведь не в валюте!

— Что да, то да.

— Значит, где я остановился, Матильда?.. Срок исполнения — прежний. Совершенно секретно. Шифруешь?

— Ага.

— Хороша секретность! А эти? (Петрович кивает на леопардов.)

— Так они же неодушевленные.

— Это еще проверить надо. Топтыгин ваш тоже неодушевленный, а вон как на Матильду пялится... (С этими словами Петрович приближается к леопардам и поглаживает первого.) Уррр, уррр, кыса, кыса... (Внезапно резким движением засовывает руку леопарду под хвост; тот не реагирует.) Похоже, что вы правы... (Приближается ко второму.) Уррр, уррр, кыса, кыса... (То же самое движение, тот же результат.) ...что неодушевленные... Но — доверяй, но проверяй... (Приближается к третьему.) Кыса, кыса, уррр-уррр-уррр, хвост какой роскошный, девяноста сантиметров, говорят, достигает, уррр, уррр... (То же движение, тот же результат.) Доверяй — но проверяй... Уррр, уррр... Котик-пушистый хвостик, кыса, кыса... (Совершенно поглощенный этим занятием, Петрович резко сует руку под хвост Матильде.)

— УУУУУУУУУУУУ!

— АЙАЙАЙ!

— А говорили — неодушевленные, да?

— Петроовииич! Петровииич! Петрович! Петрович!..

— Неодушевленные, да! Неодушевленные! Шпионаж! Мата Хари!.. ААААА!

В полном ажиотаже Петрович выхватывает наручники, валит Матильду на пол, наполовину собираясь ее арестовывать, наполовину насиловать. Внезапно осознает противоречивость своих намерений. Их растаскивают.

— Мейн Готт! Как вам не стыдно, Петрович! Фе!

— Н-да, вот вам и Станиславский...

— Это же Матильда, Петрович...

Петрович в состоянии полного столбняка.

— Д-д-д-довер-р-ряй, но п-п-п-рррррровер-р-р-ряй...

Матильда рыдает.

— М-да, боюсь, придется переходить на компьютер, не дожидаясь перевыборов.

Пауза.

Петрович в столбняке. Матильда рыдает. Базиль Модестович подходит к Матильде.

— Успокойся, детка, он нечаянно. Напряжение все-таки. При демократии приходится думать о массе вещей сразу.

— По крайней мере, о двух.

— А по-моему, он думал только об одном, Густав.

— По-твоему, Цецилия, все только об этом и думают.

Матильда рыдает. Базиль Модестович продолжает, поглаживая Матильду по голому заду.

— Успокойся, успокойся. Напряжение, понимаешь, большое. Даже хуже, чем при тирании. О Западе, например, (стреляет глазами в сторону Медведя) приходится думать. О будущем. О настоящем тоже. Раньше-то только о Востоке. Плюс о прошлом. Целых два (ладонь скользит по ягодицам Матильды) новых времени, детка, прибавилось. Напряжение. От этого голова пухнет. Пухнет (движение бедрами). Прямо-таки разбухает... Так, о чем это я? Да, так что он нечаянно...

Матильда всхлипывает.

— Да, нечаянно! Грязное животное...

— Но не хищник ведь, Матильда, не хищник. (Берет себя в руки.) Хотя, конечно, животное. Из всех животных (на лице отражение внутренней борьбы) человек самое опасное. Особенно при демократии, потому что она, как ты правильно сказала, граничит с зоологией. Инстинкты, понимаешь, при тирании в человеке дремавшие, просыпаются... При демократии от него даже хищникам достается, даже леопардам...

— В будущем (всхлипывает) все будет иначе...

— Это уж точно.

— В будущем... А он хотел мне его испортить... (Всхлипывает.) Хотел в него загляяянуууть... (Разражается рыданиями).

— Успокойся, успокойся... Ну что ты в самом деле, детка... На кой ему туда заглядывать? Чего он там (стреляя глазами в Цецилию и Густава) не видел? Да и не думает он о нем (взгляд соскальзывает к Матильдовым зарослям) совсем, я его знаю. Скорей всего, просто боится его. Болезней, например, или, там, кладбища... Вот он и кричит: шпионаж! одушевленные!