Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Мои часы – мое живое сердце,
они стучат, они звенят в тиши,
и, раскрываясь, обнажает дверца
внутри кукушку вещую души.

Здесь некогда стремительное время

замедлило мучительный свой ход,
пока растет посеянное семя
и новой жатвы новый колос ждет.

Вот в небесах земным нависнет весом

в блестящей дымной ласке облаков
серп золотой над убеленным лесом
и будет ждать таинственных жнецов.

И над созревшей скорбью и любовью

они исполнят свой обряд и сноп
немого тела молча сложат в гроб,
подрезав дух под корень сердца с кровью.

Иссякнут, станут в этот миг часы,

освободит души кукушку дверца
и дрогнут в небе звездные весы
под тяжестью замолкнувшего сердца.

187

тело.

Как рукопись, упавшая в огонь,

истлело медленно, остался пепел только...

Скажи, душа – упрямый гордый конь,

слез на земле о мне умолкшем сколько?

Тебе не жаль моих напрасных слов,

упругости беспомощного тела?

Я упрекнуть тебя, душа, готов,

что ты любить смиряясь не умела.

Взгляни, как плача капает свеча,

нагнулась, тая, к тленью гробовому,
где жалко сморщен ворот у плеча,

и подари последний вздох земному.

188

Бьет час ночной. Идут издалека
тьмы облаков тяжелых и созревших.

В последний день веков отяжелевших

предсказаны такие облака.

Мир бредит древним допотопным сном.

Но вот уже колеблются кругом
домов громады – с громом разлетаясь,
несутся в воздух щепки и земля.

И все, огнем, как солнце, облекаясь,

горит: и мир, и вместе с миром я.

Сжигает все судом и карой Жатва.

Сгорает зренье, догорает слух,

освобождает временная клятва,
чтоб снова Богом стал свободный дух.

ДОМ

189

С нечеловеческим тупым расчетом
стучать лопатой о песок замерзший,
стучать лопатой о чужую землю,
чтоб выбить из нее скупое право
на ночь бессонную –
на утомленный день,
от голода, отчаянья, надежды
пронзенный мелкой ненасытной
дрожью...

И вот,

блуждая в пустоте изгнанья,
впадающей в пустыню мировую,
я ощутил великое томленье,
необоримую тоску – тоску усталых
по благостному дню отдохновенья.

Так бегства первый вынужденный шаг

на борт спасительный чужого корабля
стал бегством духа из всемирной стужи
к бесславному блаженству очага,
в домашнее натопленное небо.

Пусть говорят, что не из скудных крошек

случайного и черствого даянья
насыпана походная землянка
скитальческой и безымянной жизни, –
что из высоких музыкальных мыслей
возведено таинственное зданье,
в котором Дух великий обитает –
ДОМ,
буквами написанный большими.

Адам, скиталец бесприютный – тело,

о, как же чает это прозябанье
простого деревянного уюта,
который ветер ледяной обходит, –
написанного с маленького д,
пусть шаткого, пусть временного
дома.

190