Сочинения в 2-х томах. Том 2

Иоанн. Хотя я это слышал от тебя много раз, никогда это не представлялось мне иначе как значительным, но для меня крайне трудным. Поэтому не сочти за труд ответить: утверждаешь ли ты, что творения, обозначаемые десятью категориями — сущностью, количеством, качеством и другими, суть в Боге?

Кардинал. Я утверждаю, что все это в свернутом виде в Боге есть Бог, подобно тому как в развернутом виде в мирской твари оно есть мир.

Иоанн. В таком случае Бог поистине велик![188]

Кардинал. Бог велик во всяком случае, но велик так, как величие, которое есть все то, чем оно может быть[189]. Ведь он велик не той величиной, которая может быть больше, или той, которая может быть разделена или уменьшена, подобно сотворенному количеству, которое не есть то, чем оно может быть.

Бернард. Значит, если Бог велик величиной, которая есть то, чем она может быть, и которая, по твоим словам, не может быть больше и не может быть меньше, то в таком случае Бог есть величина и величайшая, и равным образом наименьшая.

Кардинал. Во всяком случае не ошибается тот, кто говорит, что Бог есть величина абсолютно величайшая и равным образом наименьшая, то есть не что иное, как величина бесконечная и неделимая, которая есть всякой конечной величины истина и мера. И как она могла бы быть больше чего-нибудь, если она является настолько же наибольшей, как и наименьшей? Или как — меньше чего-нибудь, если она настолько же наименьшая, насколько и наибольшая? Или каким образом она не есть равенство бытия для всякой величины, если она действительно есть все то, что может быть? А раз так, то она может быть и равенством бытия.

Бернард. С этим нужно согласиться. Но я замечаю, что ни имя, ни вещь, ни вообще что-либо другое, что подходит к сотворенной величине, не может соответствующим образом быть высказано о Боге, различаясь с ним до бесконечности. И может быть, это справедливо не только относительно величины, но и вообще относительно всего того, что по праву утверждается о творениях.

Кардинал. Ты правильно понимаешь, Бернард, и это-то и внушает апостол, производя разграничение (differentiam) между тем, что относится к творениям, и тем, что в Боге, каково разграничение между вещами видимыми и невидимыми, о которых мы уже во всяком случае утверждаем, что они бесконечно далеко отстоят друг от друга.

Иоанн. Насколько я понимаю, в этих немногих словах заключается чрезвычайно многое. В самом деле, если я на основании красоты творений утверждаю, что Бог прекрасен, и при этом я знаю, что Бог прекрасен так, что он есть красота, которая есть все то, чем она может быть, — то тем самым я знаю, что у Бога нет недостатка ни в чем во всем мире, а также то, что всякая красота, которая может быть сотворена, есть лишь некое несоразмерное подобие той, которая действительно есть возможность бытия всякой красоты и которая не может быть иначе, чем она есть, поскольку она есть то, чем она может быть. То же можно сказать о благе, о жизни и прочем, а также о движении. Никакое движение, например, не находится у цели, то есть не является тем, чем оно может быть, кроме того, которое соответствует Богу, а это есть движение наибольшее и равным образом наименьшее, или самое спокойное. Мне кажется, ты это хочешь сказать. Но я сомневаюсь, можно ли подобным образом сказать, что Бог есть солнце, или небо, или человек, или что-нибудь иное в таком роде.

Кардинал. Не следует останавливаться из-за слов. Ведь если сказать, что Бог есть солнце, то есть если под солнцем понимается то, что действительно является всем тем, чем оно может быть, то во всяком случае ясно, что наше солнце не есть что-либо подобное вышеупомянутому. В самом деле, это видимое солнце, пока оно на востоке, не находится во всякой другой части неба, где оно может быть; и оно не есть в равной мере наибольшее и наименьшее, чтобы уже нельзя было быть ни меньше, ни больше; и оно не везде и в любом месте, так что оно не может быть не там, где оно есть; и оно не есть все, так что оно не может быть не тем, что оно есть; и так далее. Так же точно и относительно любого другого творения. Поэтому не важно, как ты назовешь Бога, — лишь бы ты понимал эти термины в переносном смысле, насколько возможно для ума[190].

Бернард. Как я понимаю, ты хочешь сказать, что Бог есть все, так что он не может быть не тем, что он есть. Но как это постигает разум?

Кардинал. Вот что во всяком случае можно утверждать совершенно определенно: у Бога не отсутствует ничто из всего того, что в универсальном и абсолютном смысле быть может, поскольку он и есть само бытие, лежащее в основе (entitas) возможности и действительности. Но, будучи всем во всем, он есть все так, что он не является одним более, чем другим, поскольку он не есть одно так, чтобы не быть другим.

Бернард. Смотри, как бы тебе не впасть в противоречие с самим собой. Ведь ты немного раньше говорил, что Бог не есть солнце, а теперь ты утверждаешь, что он есть все.