Я повесил трубку и только тут почувствовал, как одиноко, должно быть, чувствует себя Ронси. Я устал, и мне хотелось домой. Но и дома, тоскливо подумал я, расслабиться не удастся, начнется новый приступ раскаяния и угрызений совести.
Ронси немедленно ответил на звонок. Он уже был в курсе. Ему звонил Нортон.
— Тиддли Пом в безопасности и под хорошим присмотром, — заверил я его.
— Мне следует извиниться перед вами, — буркнул он.
— Не за что.
— Послушайте… Меня все же беспокоит одна вещь. Очень беспокоит. — Он замолчал, видимо подавляя приступ гордыни. — Как вы считаете… я хочу сказать, есть ли у вас догадка насчет того, как эти люди смогли так быстро появиться у Фокса?
— Думаю, мы с вами подозреваем одного и того же человека. Это ваш сын. Пэт.
— Шею ему сверну! — В голосе звучала искренняя, далеко не отцовская злоба.
— Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы бы давно разрешили ему выступать на всех скачках, не только на второстепенных.
— Да о чем вы только толкуете!
— О непомерном чувстве обиды, которое постоянно испытывает ваш сын. Вы доверяете своих лошадей кому угодно, только не ему. Вот он и обижается.
Он недостаточно опытен, — запротестовал Ронси.
— Да где ж ему набраться этого опыта, если вы не даете такой возможности? Нет лучшей школы для жокея, чем участие в серьезных скачках на хороших лошадях!
— Но он может проиграть, — проворчал Ронси.
— Может и выиграть! Разве у него был шанс доказать это?
— Однако выдать Тиддли Пома… Какой ему толк от этого?
— Просто месть… Вот и все.
— Все!
— Сейчас все в порядке.
— Ненавижу его!
— Тогда пошлите его работать в другие конюшни. Обеспечьте прожиточный минимум, дайте возможность испытать себя, понять, сможет ли он стать профессионалом. Неудивительно, что человек огрызается, если постоянно попирают его достоинство.
— Но долг сына помогать отцу. Особенно, когда он сын фермера.
Я вздохнул. Он отставал от современной жизни лет на пятьдесят. И никакие разговоры не могли его переубедить.
Нельзя сказать, что меня радовало мстительное предательство Пэта Ронси. Конечно, можно понять причины, толкнувшие его на этот поступок. Но восхищаться особенно нечем.
Видимо, кто-то из приезжавших на ферму уловил нескрываемое раздражение Пэта и оставил свой телефон на случай, если тот узнает о местонахождении Тиддли Пома и захочет отомстить отцу. Уверенность Пэта в том, что он сообщает эти сведения журналисту, была слабым оправданием. Даже в этом случае ему следовало догадаться, что газетчик может распространить эту информацию по всей стране. Донести до ушей, жаждущих услышать. Результат одинаков. Быстрота, с какой мальчики Бостона примчались в деревню, наводила на мысль, что на ферме с Пэтом беседовал «Плащ», шофер, а может и сам Вьерстерод.
Кроме Пэта некому.
Я приехал в Лондон. Поставил машину в гараж. Запер. Медленно, словно нехотя, поднялся по ступеням.
— Привет! — вымученным веселым тоном произнесла Элизабет.
— Привет тебе! — Я поцеловал ее в щеку. На взгляд миссис Вудворд, наше поведение выглядело обычным. Только боль, которую мы читали друг у друга в глазах, говорила, что это не так.
Миссис Вудворд надела синее пальто и еще раз сверилась с часами. Три часа сверхурочных, но ей все было мало. Интересно, мельком подумал я, можно ли отнести эти расходы на счет «Блейз»?
— Мы уже поели, — сообщила миссис Вудворд. — Ваш ужин готов, только разогреть. Просто суньте его в духовку, мистер Тайрон.
— Спасибо.
— Ну, доброй ночи, милая! — крикнула она Элизабет.
— Доброй ночи.
Я распахнул в прихожей дверь, она коротко кивнула, улыбнулась и сказала, что будет утром, в обычное время. В том, что она явится вовремя, можно не сомневаться. Добрая, пунктуальная, столь необходимая нам миссис Вудворд! Будем надеяться, чек из «Тэлли» не заставит себя долго ждать.
После обмена приветствиями мы с Элизабет, казалось, исчерпали темы для беседы. Самые невинные вопросы и ответы походили на хождение над бездной, затянутой тонким льдом. Должно быть, поэтому мы оба почувствовали облегчение, когда в прихожей прозвенел звонок.
— Наверное, миссис Вудворд что-то забыла, — сказал я.
— Да, наверное, — согласилась Элизабет.
Ничего не подозревая, я отворил дверь. Она с грохотом распахнулась под тяжелым пинком. На пороге стоял человек в черном. Массивным, затянутым в кожаную перчатку кулаком он нанес мне резкий удар в диафрагму и, когда я скрючился, рубанул чем-то твердым по шее, у основания черепа.
Стоя на коленях, кашляя и задыхаясь, я увидел, как в дверях появился Вьерстерод, окинул взором всю эту сцену и прошел в комнату. Нога в черном ботинке захлопнула за ним дверь. Послышался мягкий свистящий звук, и еще один удар обрушился мне на спину, между лопатками. Элизабет вскрикнула. Я с трудом поднялся и сделал попытку пройти к ней в комнату. Плотный человек в черном, — это был Росс, шофер, — схватил меня за руку и с силой вывернул ее назад.