Сии цветут, что финики, что крины,
Что кипарисы в тихом, злачном месте.
От уст их непрестанная исходит
К всевышнему сердечная молитва,
Что миро добровонное, что ладан,
Что сладкий дым звенящего кадила.
И, егда нощь, сия молитва зрима:
Из уст их огненным столбом восходит
Она на небеса, и всей стране
В то время свет бывает от нее,
И можно честь без свещного сиянья.
И бог сие им дал, что возлюбиша
Всем сердцем господа, и сам господь
Их возлюби; и всё дает, что просят.
А просят же они не благ житейских,
Не временных, прелестных здешних благ,
А тишины и радости духовной,
Дабы, когда судить живым и мертвым
Приидет он во славе и сияньи,
За подвиги великие им воздал
Веселием во царствии небесном»,
Ужели есть теперь такие старцы?
Ну и куда б еще деваться им?
Ведь сказано, что будут пребывать
Незримы до пришествия Христова!
Так... так... Ну, а молитва их и ныне
На небе огненным столбом видна?
Видать-то все видают, да не знают,
Отколь столбы.
А где же это будет?
Где? И в Поморье... и на Белом море...
Там с карбаса, идя на рыбный промысл,
Видали. Паче же — на Волге, место
Над Балахной, в стране нижегородской;
Там горы-то Кирилловы и есть!
И мимо их судов проходит много.
Коль на судах народ благочестивый,
То, что врата, разверзнутся вдруг горы,
И друг за другом старцы те выходят,
И кланяются судоходцам в пояс,
И просят их свезти поклон ко братьям,
Живущим вниз по Волге, в Жигулях;
И подойдет расшива к Жигулям,
И судоходцы кличут громким гласом:
«Гой, старцы жигулевские! везем
Мы вам поклон с Кирилловой горы!»
И расступаются тут паки горы,
И алебастр разверзнется и камень,
И друг за другом выступают старцы
И за поклон пловцов благословляют.
И полетит тогда в низовье судно,
Ограждено от бурь и непогоды
Напутствием боголюбивых старцев.
А вот еще другое место есть:
Есть целый град, стоящий многи веки
Невидимый, при озере. И было
Сие вот так: егда на Русь с татары
Прииде лютый царь Батый, и грады
Вся разорял, и убивал людей,
И, аки огнь, потек по всей стране,
Против него великий князь Георгий
Ходил с полки свои, и был побит,
И побежал во славный Китеж-град —
Его же сотвори во славу божью;
И погнались татарове за ним;
И бысть во граде плач; и прибегоша
Во храмы люди, умоляя бога, —
И бог яви свою над ними милость
И сотвори неслыханное чудо:
Егда татары кинулись на приступ,
Внезапу град содеяся невидим!
И по ся дни стоит незрим, и токмо
На озере, когда вода спокойна,
Как в зеркале, он кажет тень свою:
И видны стены с башнями градскими,
И терема узорчаты, часовни
И церкви с позлащенными главами...
Пречудное то зрелище! И явно —
Всё на тени: как люди идут в церковь,
И старицы и старцы, в черном платье,
По старине одетые... И слышен
Оттуда гул колоколов... И тамо
Жизнь беспечальная, подобно райской!
А виден град всем жителям побрежным
Круг озера по утренней заре
Иль в тихие вечерние часы, —
Но внити в оный может токмо тот,
Кто путь прейдет, ни на минуту бога
Из мысли не теряя; бо сей путь,
«Батыева тропа» рекомый, страхи
И чудищи различными стрегом!
Претерпишь хлад и глад. Зверь нападет
И змии на тебя. Восстанет буря.
И бесы на тебя наскочут, с песьей
Главою, с огненными языками,
И эфиопы черные, как уголь!
Ты всё ж иди вперед и богомысли!
И победишь все дьявольские страхи,
Ни хлад тебя, ни глад не остановит,
Ни зверь, ни змий, ни сатанинский табор
Нигде тебе в пути не воспретит —
Тебе врата отверзнутся во граде,
И выйдут старцы друг за другом, с песнью
Приемлющи сподвижника и брата.
О господи Исусе!
Вот что, отче, —
Что хочешь, я исполню! Всё, что хочешь!
А покажи хоть тень святого града!..
Как древние ходили человеки...
И звон-то, звон колоколов послушать...
А звон у них серебряный и чистый,
И словно как не колокол гудит,
А ровно что небесная лазурь
Сама звенит.
Хрустальное-то небо!
Сие всё вам, в миру живущим, чудно,
Бо в тьме пребысте, а чудес немало
Есть на Руси. Град Китеж не один.
Есть церкви, перешедшие в пустыню
Из людных мест, с попами и с народом.
С Суры-реки из града Василя
Шел крестный ход в Перепловеньев день.
И люди те так богу угодили,
Что церковь вдруг пошла пред крестным ходом,
И крестный ход за ней! За ней!.. И горы
Ровнялися, и расступались реки, —
Всё шел народ с хоругвями и пеньем,
Доколе в Керженских пустынях церковь
Не стала, и взошли в нее все люди,
И до сих дней стоят в ней, и пребудут
До страшного пришествия Христова,
Святой канон пасхальный воспевая.
Поведаю о сем я благовестье
Тебе за то, что возлюбил тебя
И что твою неопытность жалею;
Бог даст, найдешь кого из добрых старцев
И под его началом укрепишься:
Бо добрая еси ты почва, семя
Не на песок он кинет, не на камень;
Прозябнет и, быть может, плод подаст,
И вкусишь ты от благодати...
Я же
Еще свершу здесь некакий обет
И удалюсь безмолвствовать в пустыню.
Прощай пока.
Я, отче, не отстану
Возьми меня.
Нет, миленький, оставь!