Читаем Сочинения в двух томах полностью

Что льнет к тебе он, diva[71], потому,


Что от тебя Неаполь без ума,


Что — ты царица в нем, и что готовы


Мильонные расстроить состоянья


С тобою дуки, нобили, банкиры».


Всё тщетно! страсть ей не дает покоя!


Его не слушают; ему велят,


Как тень, везде следить за арлекином;


Ей доносить, где был он, что он делал,


С кем говорил, устраивать им встречи,


И третьим быть лицом при этих встречах!


Ах! это время жил он постоянно


Под страхом бури... Если он, бывало,


Недобрые к ней вести принесет, —


«Ты лжешь, ты лжешь! — кричала Коломбина;


Вы все против меня, уроды, черти!


Я задушу, чудовище, тебя!


Прочь с глаз моих!» — и diva, как тигрица,


Кидается на Пеппо. «Вон, бездельник!»


За ним бегут, выталкивают в двери,


И с лестницы бросают в спину туфлю...


Он, впрочем, знал, внизу стоял в портоне,


Знал, что за ним пошлют, — и появлялся:


Мрак в комнате; лежит в постели diva,


Готовая сейчас же умереть


В жестоких спазмах: стоны и рыданья;


«Вот, — говорят ему, — ты до чего


Меня доводишь, каменное сердце!»


И как собака, чувствуя провинок,


К хозяину ползет, вертя хвостом


И голову понуря, пробирался


Он к ней тихонько и просил прощенья,


Садился на скамейку, утешал,


Молил ее на жизнь не покушаться,


Оправдывал неверного и клялся,


Что сам он лгал, что он всему виною,


Что он сейчас пойдет за ним, отыщет


И приведет... И diva возвращалась


К сознанию... рыданья утихали,


К нему протягивалась ручка... он


Бежал искать красавца, приводил —


И diva их встречала — уж здорова,


Кокетливо одета, и красою


Сияя, точно солнце после бури, —


И Пеппо должен был сиять с ней вместе.


Был наконец и день назначен свадьбы,


Вся труппа в ней участье принимала.


Всё, что смешит Неаполь — всё смеялось,


Но Пульчинелль был самым шумным гостем.


За молодых пил тосты, сочинил


И прочитал им в честь эпиталаму,


Смеялся, но — с гостями уходя,


От них скользнул в какой-то переулок,


Направо шел, налево, как, куда


Не думая, не видя в темноте,


И вышел вдруг к клокочущему морю.


И там, у шумных волн остановился...


Что делал там он? — то, буквально, мраком


Покрыто: ночь темна была, как гроб.


Во мраке слышен был лишь грохот моря;


Из Африки дул раскаленный ветер,


И словно тысячи бесов иль фурий


Рвались в дома, деревья гнули, выли,


И на подмогу им из недр земли


Из кратера Везувия летели


В фонтане пламени и в клубах дыма


Бесчисленные демонские силы...


Вкруг ладзарони в ужасе бежали


С своих ночлегов, по всему побрежью,


И долго помнили об адской ночи,


Notte d'inferno: слышались им стоны


И страшные проклятья в реве бури,


Их сохранило только заступленье


Пречистой девы... Что же делал Пеппо —


Там, на террасе, выходящей в море?


Он никогда и сам не мог сказать...


Как будто дух его тогда носился


В пространстве, в этих африканских вихрях


И землю разорвать хотел и море,


И только к утру в маленькое тело


Вернулся и взглянул вокруг себя, —


А вкруг ладьи разбитые лежат,


И трав морских по необсохшим камням


И на сыром песке торчат лохмотья.


Стихает море. С севера прохладой,


Исполненной благоуханий чудных


С полей и вилл цветущих Позилиппа,


Повеяло, и серебристой дымкой


Подернулися город, даль и небо,..



Когда под крик ослов и продавцов


Неаполь пробудился и пил кофе —


Смеющийся явился с поздравленьем


К счастливой Коломбине первый — Пеппо,


С огромнейшим букетом. День прошел


Как праздник. Были гости. На обед


Поехали на Капри. Пеппо точно


Торжествовал великую победу...


Потом всё потекло своим порядком,


Как прежде. Он для Коломбины стал


Пожалуй что еще нужнее в трудных


Заботах по хозяйству и по мужу;


Он у нее детей крестил и нянчил...


Но, как ни бился, счастья милой донне


Создать не мог; худела всё, худела


И наконец совсем она слегла.


Не ладно вел себя ее супруг.


Остепениться он не мог, и в браке


Не видел уз для ветреного сердца.


Почти и не жил дома. При больной


Безвыходно сидел лишь Пульчинелль...


Раз ночью стало ей уж очень худо.


С усильем обратясь к нему, она


Сказала: «Ты детей моих не кинешь?»


И руку подала, и улыбнулась...


Да! улыбнулась так она ему,


Как никогда! Быть может, начало


У ней в глазах уже мутиться зренье,


И уж не карло — нет! его душа


Во всей своей красе, во всем величьи


Ее очам духовным предстояла —


И бедный Пеппо чуть не задохнулся


От счастья... Но — о боже!.. вот ее рука


В его руке хладеет... взор недвижен...


Молчание... он ждет... она ни слова...


Свет лампы так лежит спокойно, тихо


На матовом лице... не шевельнется


Ни волосок, ни локон в беспорядке


Рассыпавшихся на подушке кос...


Проворно пульс он щупает; подносит


К устам ей зеркало... дыханья нет!


И нет сомненья больше! Коломбина,


Жизнь, слава, божество его — скончалась!


И он вскочил, как бешеный. Свирепый


Какой-то вопль из груди испустил,


И бросился направо и налево


Всё опрокидывать, всё разбивать,


Всё — канделябры, зеркала, сервизы,


И наконец среди опустошенья


Остановился перед хладным трупом,


И, заломив в отчаянии руки,


Вдруг прокричал: «Как я тебя любил!»


И тут, в ногах же у ее постели,


Упал без чувств, — и найден был уж мертвым



Неаполь плакал, но потом помалу


Все успокоились, когда наука


Решила, что скончались: Коломбина —


От «phthisis»[72], он же — от «ruptura cordis»[73].



   1871


КНЯЖНА ***



Трагедия в октавах


Перейти на страницу:

Похожие книги