Сочинения в двух томах

Не ополчались мы войной.

Отдельно, далеко от братий,

Вели мы свой крестовый бой.

Уж недра Азии бездонной,

Как разгоравшийся волкан,

К нам слали чад своих мильоны:

Дул с степи жаркий ураган,

Металась степь, как океан, —

Восток чреват был Чингисханом!

И Русь одна тогда была

Сторожевым Европы станом,

И уж за веру кровь лила...

Недолго рыцарей глубоко

Так трогал клик: «Иерусалим!»

Стон христианского Востока

Всё глуше становился им!

Россия гибла: к христианам

Взывала воплями она;

Но, как Иосиф агарянам,

Была от братьев продана!

Упала с громом Византия;

Семья славянских царств за ней;

Столпы сложились костяные

Из черепов богатырей;

За честь Евангелья Христова

Сыны Людовика Святого

Уж выручать не шли Царьград.

От брата отшатнулся брат...

Мы — крестоносцы от начала!

Орда рвала нас по клочкам,

Нас жгла, — но лучше смерть, чем срам;

Страдальцев кровью возрастала

И крепла Русь; как мститель встала

И, верная себе, идет

В обетованный свой поход.

За что же западные братья,

Забыв свой подвиг прежних лет,

Ей шлют безумные проклятья,

Как скрежет демонов во след?

За что ж с тоскою и заботой

На нас они, косясь, глядят?

За что ж на нас идут их флоты

И нам погибелью грозят?

За что ж?.. За то, что мы созрели,

Что вдруг в учениках своих

Они совместников узрели;

Что то не шутка: между них

Мы смело требуем гражданства!

Мы не пришельцы — зиждем храм,

Еще неведомый векам;

На необъятное пространство

Фундамент вывели; пред ним

Бледнеют древние державы, —

И новых сил, и новой славы

Младое солнце страшно им!

Докончить храм — в нас есть отвага,

В нас вера есть, в нас сила есть,

Все для него земные блага

Готовы в жертву мы принесть...

За то, что нам пришлось на долю

Свершить, что Запад начинал;

Что нас отныне бог избрал

Творить его святую волю;

Что мы под знаменем креста

Не лицемерим, не торгуем,

И фарисейским поцелуем

Не лобызаем мы Христа...

И, может быть, враги предвидят,

Что из России ледяной

Еще невиданное выйдет

Гигантов племя к ним грозой,

Гигантов — с ненасытной жаждой

Бессмертья, славы и добра,

Гигантов — как их мир однажды

Зрел в грозном образе Петра.

   1853

ПЕВЕЦ

(Из Шамиссо)

Светел ликом, с смелой лирой,

Перед юностью цветущей

Пел старик худой и сирый.

«Я — в пустыне вопиющий! —

Возглашал он. — Всё придет!

Тише, ветреное племя!

Созидающее время

Всё с собою принесет!

Полно, дети, в тщетном гневе

Древо жизни потрясать!

Лишь цветы еще на древе!

Дайте плод им завязать!

Недозрев — он полн отравы,

А созреет — сам спадет

И довольства вам и славы

В ваши домы принесет».

Юность вкруг толкует важно,

На певца как зверь ярясь:

«Что он лирою продажной

Останавливает нас?

Подымайте камни, братья!

Лжепророка заклеймим!

Пусть народные проклятья

Всюду следуют за ним...»

Во дворец с своею лирой

Он пришел, к царю зовущий;

Громко пел, худой и сирый:

«Я — в пустыне вопиющий!

Царь! вперед иди, вперед!

Век зовет! Созрело семя!

Созидающее время

Не прощает и не ждет!

Гонит ветер, мчит теченье!

Смело парус расправляй!

Божьей мысли откровенье

В шуме бури угадай!

Просияй перед народом

Этой мысли торжеством —

И пойдет спокойным ходом

Он за царственным вождем!»

Внял владыко... Онемели

Царедворцы и с тоской

Шепчут: «Как недосмотрели!

Как он смел? Кто он такой?

Что за бредни он городит!

Соблазняет лишь людей

И царя в сомненье вводит...

На цепь дерзкого скорей!»

И в тюрьме, с спокойной лирой,

Тих пред силою гнетущей,

Пел старик худой и сирый:

«Я — в пустыне вопиющий!

Долг свершен. Пророк молчит.

Честно снес он жизни бремя...

Созидающее время

Остальное довершит».

   1857

ИСПОВЕДЬ КОРОЛЕВЫ

(Легенда об испанской инквизиции)

Искони твердят испанки:

«В кастаньеты ловко брякать,

Под ножом вести интригу

Да на исповеди плакать —

Три блаженства только в жизни!»

Но в одной Севилье старой

Так искусно кастаньеты

Ладят с звонкою гитарой;

Но в одной Севилье старой

Так под звездной ризой ночи

Жены нежны, смел любовник

И ревнивца зорки очи;

Но в одной Севилье старой

Так на утро полны храмы

И так пламенно стремятся

Исповедоваться дамы...

И искусный исповедник

Был всегда их сердцу дорог, —

Может быть, дороже кружев,

Лент и перловых уборок!

И таков был у Сан-Пабло

Исповедник знаменитый

Дон Гуан ди Сан-Мартино —

Кладезь мудрости открытый!

Вся им бредила Севилья,

Дамы голову теряли

И с любовниками даже

О монахе лишь шептали:

Как-то сладостно им было

Млеть в его духовной власти,

Особливо если грешен

По сердечной кто был части...

Раз вошла в Сан-Пабло дама...

Храм был пуст; одни немые,

В серебре, в шелку и лентах,

Изваянья расписные

По стенам стояли церкви,

Созерцая благосклонно

Мрамор, золото и солнце

В дыме мирры благовонной,

Только нищий у колонны

Отдыхал в дремоте сладкой

Да бродила собачонка,

Пол обнюхивая гладкой...

Незнакомка под вуалем

Кружевным лицо укрыла,

Но инкогнито с монахом

Соблюсти, знать, трудно было:

Чуть она пред ним склонилась,

Как над нею внятно, смело

Раздалось: «Чего желает

Королева Изабелла?»

Дама вздрогнула и в страхе

Уронила на пол четки,

Но спокойно тот же голос

Говорил из-за решетки:

«Благо кающимся, благо,

Жду тебя уже давно я!

У тебя, я знаю, сердце

Жаждет мира и покоя!

В чем грешна ты перед богом?

Кайся мне нелицемерно!»

И покаялася дама

Католичкою примерной!

«Утром нынче камерэру