Сочинения в двух томах

Во дворце и перед храмом

Свита — доньи и дуэньи

Ожидали королеву

В несказанном нетерпеньи.

Как ей чудный исповедник

Показался, знать желали,

И, едва она к ним вышла,

С любопытством вопрошали:

«Ну, каков?» Собой владея,

Королева без смущенья,

Равнодушно отвечала:

«Производит впечатленье».

   <1860>

ЖРЕЦ

(Отрывок)

Изидин жрец в Египте жил.

Святым в народе он прослыл,

За то, что грешную природу

Он победил в себе, как мог,

Ел только злаки, пил лишь воду,

И весь, как мумия, иссох.

«Учитесь, — он вещал народу, —

Я жил средь вас; я посещал

Вертепы роскоши порочной,

И яств и питий искушал

Себя я запахом нарочно;

Смотрел на пляски ваших дев,

Коварный слушал их напев;

С мешком, набитым туго златом,

Ходил по рынкам я богатым, —

Но вот — ни крови, ни очам

Своей души в соблазн я не дал:

Я ваших брашен не отведал,

И злато бросил нищим псам,

И чист, как дух, иду я ныне,

Чтоб с богом говорить в пустыне!»

И вышел он, свои стопы

В пустыни дальние направя.

Смотрели вслед ему толпы;

Гиерофант, его наставя

На трудный путь, своей рукой

Благословил: «Иди, учися, —

Сказал, — и после к нам вернися,

И тайну жизни нам открой!»

Минули многие уж годы...

О нем пропал и самый слух;

Меж тем он в таинства природы

Пытливо погружал свой дух,

И изнуренный, исхудалый,

Как тень в пустыне он бродил,

И ероглифами браздил

Людьми нетронутые скалы.

Раз у ручья он между скал

В весенний вечер восседал.

Пустыня в сумраке синела;

Верхушка пальмы лишь алела

Над головой его, одна

Закатом дня озарена...

И без конца и без начала

Как будто музыка звучала,

Несясь неведомо куда

В степи, без цели, без следа...

Что приносили эти звуки?

Пустыни ль жалобные муки?

Иль гул от дальних городов,

Где при огнях, среди пиров,

В садах, во храмах раздаются

Кипящей жизни голоса

И от земли на небеса

Могучим откликом несутся?..

И вспомнил жрец, как бы сквозь сон,

Как был к сатрапу приведен

Обманом он на искус страшный:

Чертог в цветах благоухал,

Лилось вино, дымились брашны,

Сатрап в подушках возлежал;

Пред ним лесбиянка плясала,

Кидая в воздух покрывало;

К сатрапу бросилась потом

И кубок подала с вином;

Ее обняв, отпив из кубка,

Поил он деву, и в уста

Ее лобзал, и, как голубка,

К нему ласкалась красота;

Вдруг он жрецу сказал, вставая:

«Она твоя! садись и пей!»

И их оставил... И, как змей,

К своей добыче подползая,

Чарует взглядом и мертвит,

Она впилась в него очами,

Идет к нему, — и вдруг руками

Он белоснежными обвит!

Уста с пылающим дыханьем

К нему протянуты с лобзаньем,

И жизнью, трепетом, теплом

Охвачен он... «Уйдем, уйдем! —

Она твердит. — Беги со мною!

Вон белый Нил! уйдем скорей,

Возьмем корабль! летим стрелою

К Афинам, в мраморный Пирей!

Там всё иное — люди, нравы!

Там покрывал на женах нет!

Мужам поют там гимны славы,

Там воля, игры, жизнь и свет!..»

О, злые чары женской речи!..

Благоухающие плечи

Пред ним открыты... ряд зубов

Белел, как нитка жемчугов...

Густые косы рассыпались

Из-под повязки — и, блестя,

Сережки длинные качались,

По ожерелью шелестя...

И этот блеск, и этот лепет,

И страстный пыл, и сладкий трепет

В жреце всю душу взволновал:

Окаменел он в изумленье —

Но вдруг очнулся от забвенья

И с диким криком убежал!

К чему ж опять она мелькнула,

Как по пустыне мотылек?

И обернулась, и вздохнула,

Пролепетав: «А ты бы мог...»

Смутился жрец, удвоил бденье,

Но дева всё стоит пред ним!

Уж, в неотступное виденье

Вперивши взор, он, недвижим,

Ей нежно шепчет, как подруге,

То страстно молит, то корит,

То, вдруг очнувшися, в испуге,

Как от врага в степи бежит...

Но нет забвенья! нет спасенья!

В его больном воображенье

Как будто выжжен ясный лик —

Везде лесбиянка младая!..

И кость в нем сохнет, изнывая,

Глаза в крови, горит язык;

Косматый рыщет он в пустыне,

Как зверь израненный ревет,

В песке катаясь, мир клянет,

И в ярости грозит богине...

А вкруг — без цели, без следа,

Несясь неведомо куда,

И без конца и без начала,

Как будто музыка звучала,

И, сыпля звезды без числа,

По небу тихо ночь плыла.

   1848, 1858

ПОСЛЕДНИЕ ЯЗЫЧНИКИ

Когда в челе своих дружин

Увидел крест животворящий

Из царской ставки Константин

И пал пред господом, молящий, —

Смутились старые вожди,

Столпы языческого мира...

Они, с отчаяньем в груди,

Встают с одра, встают от пира,

Бегут к царю, вопят: «О царь!

Ты губишь всё — свою державу,

И государство, и алтарь,

И вечный Рим, и предков славу!

Пред кем ты пал? Ведь то рабы!

И их ты слушаешь, владыко!

И утверждаешь царств судьбы

На их ты проповеди дикой!

Верь прозорливости отцов!

Их распинать и жечь их надо!

Не медли, царь, скорей оков!

Безумна милость и пощада!»

Но не внимал им Константин,

Виденьем свыше озаренный,

И поднял стяг своих дружин,

Крестом господним осененный.

В негодованьи цепь с орлом

Трибуны с плеч своих сорвали,

И шумно в груды пред царем

Свое оружье побросали —

И разошлися...

Победил

К Христу прибегший император!

И пред распятым преклонил

Свои колена триумфатор.

И повелел по городам

С сынов Христа снимать оковы,

И строить стал за храмом храм,

И словеса читать Христовы.

Трибуны старые в домах

Сидели, злобно ожидая,

Как, потрясенная, во прах

Падет империя родная.

Они сбирались в древний храм

Со всех концов на годовщину

Молиться дедовским богам,

Пророча гибель Константину.

Но время шло. Их круг редел,