Сочинения. Воспоминания. Письма

После ухода Бранберга режиссером стал Анчаров.

Неожиданно решил ехать в Москву Ичменев. Оставил денег Анчарову, а сам стал собираться в Москву.

В это время Тина Ар не играла на сцене. Она ждала наследника.

Тина Ар злилась: черт знает что такое! Скольких мужчин переменила и никогда беременной не была. Но аборт делать не хотелось. Ичменев был богат, и иметь ребенка было выгоднее, чем сохранять красоту тела.

И вот наступили роды. Ребенок родился с одним глазом, с большим ртом во все лицо. Его рот был похож на пасть акулы. Одно ухо было на самой макушке и напоминало ослиное. На руках и ногах было по три пальца.

И это чудовище, к недоумению врачей, жило, ело молоко и кричало криком филина.

Ичменев был смущен. Творить жизнь, продумывать самые сложные организмы живущих – и самому создать такого урода.

Оставив Тине Ар деньги на воспитание ребенка, с семью дочерями Ульгеня бежал в Москву Ичменев. Труппа «Кристаллы мысли» работала под руководством Анчарова. Антрепренер Анчаров уже не играл, он пьянствовал и пропивал деньги. Но Ичменев так много оставил золота, что все пропить не мог Анчаров. И кроме того, даже пьяный он был скуп. Тина Ар вновь вступила в труппу, а урод, потомок бога, был отравлен.

Семейная жизнь Анчарова

Юлия Казимировна любила своего мужа. Она даже забыла о прежней жизни, как будто не было Алтая. Как будто не было гор, водопадов и аула Аргута, ничего не было.

В три часа ночи пьяный приходил Анчаров и ложился на двухспальную кровать. Комната наполнялась запахом всех спиртных напитков, начиная от чистого спирта до пива.

Так было каждую ночь.

Когда был трезвым Анчаров, он объяснялся в любви Юлечке, как он звал жену, а иногда, разыгрывая муки ревности, рычал по-звериному и бил свою любовницу.

Юлия была так удивлена разнообразием жизни, что не протестовала даже и против побоев. Казалось, что так и должно было быть.

Деньги были уже на исходе. Анчаров пил меньше, и труппа перешла на товарищество. Театр «Кристаллы мысли» был накануне краха.

Приезд Ульгеня

На вокзале собралась толпа около Ульгеня и шамана Ано.

– Что вы? Расходитесь. Людей не видали, что ли? – кричал шаман Ано. – Дикари какие-то, а не люди.

Это особенно смешным показалось толпе. Два дикаря в диких несуразных одеждах – и упрекают в дикарстве их, культурных людей.

Ульгень и шаман Ано взяли автомобиль и поехали без справок адресного календаря туда, куда было нужно по донесениям духов Курмоси.

Испугалась при виде их дочь Ульгеня, заплакала:

– Я не виновата. Меня увезли…

Сел важно Ульгень и говорит:

– Рассказывай, что ты делаешь, как живешь, почему родной Алтай забыла.

Рассказала Онгудай обо всем: о дороге, об Ичменеве, о своем муже Анчарове, о театре. И когда было семь часов, сказала:

– Мне пора идти играть…

– Играть?

– Да, на сцене.

– Что же, и я пойду. Хочу посмотреть, что заставил делать мой враг, Эрлик, мою дочь.

И вот все трое поехали в театр.

– У вас такая одежда, что все оглядываются. Мне стыдно с вами рядом идти.

– Что, стыдно с отцом идти?

– Там, в театре, все будут обращать внимание на вас.

– А какое до этого дело нам? У нас более важное дело. Мы, боги, боремся за право творить жизнь, а сотворенное нами может быть какого угодно мнения.

По заборам были расклеены афиши. Театр «Кристаллы мысли» Анчарова. Идет драма Шекспира «Гамлет». Офелию играет Анчарова.

Играет оркестр. Зал полон. Оглядываются люди на сидящих в первом ряду в странных костюмах.

Вот зажглись огни рампы. Открылся занавес, и обычная работа на сцене началась. В тысячный раз воскресала драма Шекспира. До половины пьесы все шло хорошо, но когда Офелия начала говорить свой знаменитый монолог, Ульгень не выдержал. Он вскрикнул. Вскрикнул богатырским криком. Вскрикнул громом, и все умолкло.

И вот что говорил, кричал Ульгень:

– Эрлик, бог зла, посмеялся надо мной: для вашей потехи привез с Алтайских земель мою дочь. Довольно! Смотрите, как накажет Ульгень свою глупую дочь, забывшую отца.

А дальше произошло то, что кажется кошмарным сном. На сцене в костюме шамана скакал и вертелся Ано. Артисты сбились в кучку около кулис. Бубен шамана рокотал раскатами отдаленного грома. Шаман Ано разговаривал с духами Курмоси, и слова самого Ульгеня неслись со сцены. О многом говорил Ано: о сотворении жизни, о ссоре Ульгеня с Эрликом, о борьбе Эрлика с Ульгенем… О многом рассказывал Ано, но разве могут понять что-либо эти люди, не знающие всего тайного?

Потом на сцене появился сам Ульгень и сказал:

– В наказание за то, что она, моя дочь, Онгудай, забыла Алтай, забыла своего отца, вы увидите, что сделает с ней Ульгень.

И на глазах сотен людей Офелия исчезла. Не стало Офелии. На полу лежала маленькая черная куколка. Нагнулся Ано, прицепил ее к поясу, где болталась такая же черная куколка, и оба, Ульгень и Ано, спокойно пошли к выходу.

Когда все успокоились, вышел помощник режиссера и сказал:

– За исчезновением артистки Анчаровой спектакль продолжаться не может.

И разошлись люди, и удивлялись необычайному случаю.

Когда на другой день полупьяному Анчарову рассказали о случившемся, он сказал: