Сочинения. Воспоминания. Письма

– Необразованность. Неучи. В наш век электричества и пара – чудеса? Плюньте тому в глаза, кто это говорит. Отвод глаз. Гипноз. Фокусничество. Жульничество. Найду жуликов и отниму свою жену. С полицией отниму, со скандалом. Еду. Я так не оставлю. Догоню. Я им покажу, шаромыжникам, что значит Анчаров. Анчарова обманули. Да это преступление выше уголовного!

По наведенным справкам два инородца уехали с поездом № 104. Немедленно Анчаров поехал вслед. Конечно, Анчарову никогда бы не догнать уехавших, но помог случай. Поезд № 104 потерпел небольшое крушение, и эта задержка была счастливым случаем для Анчарова.

Анчаров очутился в том же вагоне, в котором ехали и два инородца. Как только отошел поезд, Анчаров подошел к Ульгеню и сказал:

– Позвольте рекомендоваться: Анчаров, режиссер и антрепренер…

И тут случилось то, что совершенно не входило в планы автора. Но ничего не поделаешь. С читателем я особенно церемониться не буду. Правда, логика и психология мне дороже всякого читательского мнения. Читательское мнение – мыльный пузырь. Пишу я книги для себя, для собственного удовольствия, можете не читать, не важно. Но когда имеешь дело с таким литературным типом, как бог, приходится логику посылать к черту. И не небрежность, не требования стиля и литературы заставляют автора отступать от обычного шаблона. Ульгень загадочен. Ульгень говорит на всех языках. Он знает больше, чем люди. Он в курсе всех мировых событий. Духи Курмоси несут ему известия с большей быстротой, чем радио посылает свои известия. А между тем Ульгень любит иногда притвориться дикарем, не расстается с дикарской одеждой и любит вспоминать о своем Алтае, колыбели, откуда выросла жизнь для всех земель. Итак, как будто ничего не случилось, как будто читатель не получил урока не вмешиваться в развитие фабулы рассказа. Автор продолжает.

– Ульгень с Алтайских гор. Чем могу быть полезен?

Анчаров вытаращил глаза от удивления.

– Садитесь. Я рад поговорить. В чем дело? Это мой шаман Ано, тоже с Алтайских гор.

– Очень, очень рад.

– Я слушаю. В чем дело?

– Видите ли, вы похитили мою жену, Юлию Казимировну Анчарову. Похитили из театра…

– Вон она болтается куколкой на поясе шамана Ано. Это моя дочь.

– Я человек горячий. Я могу не сдержать себя и натворить черт знает что. Я прошу вернуть мне мою жену Юлию Казимировну, обратить ее вновь в женщину.

– Что же будет делать моя дочь?

– Играть на сцене. У меня же театр «Кристаллы мысли».

– А вы знаете, как я смотрю на театр?

– Вы смотрите на театр? Вы – дикарь. Да какое мне дело до ваших дикарских взглядов на театр? Что вы понимаете в театре? Вы должны вернуть мне мою жену, или я обращусь в суд, в полицию. Да я на дуэль вас вызову! Я черт знает что могу наделать. Женщину, большую красивую жену, и уменьшить до небольшого сучка сухого дерева. Да это безобразие! Никогда еще женщина не терпела такого надругательства.

– Я вас перебью. А каково мне, богу, создавшему жизнь, смотреть на то, что моя дочь будет красить лицо и говорить заученные слова?

– Да это творчество, искусство.

– Конечно, только моего врага – Эрлика. На поругание своей дочери я не отдам. Все-таки я еще бог.

– Какой вы, к черту, бог, если едете на созданном человеком поезде? Если вы бог, шагайте по дороге пешком или по воздуху, а человеческими трудами нечего пользоваться

– Ваше замечание было бы правильным, если бы я властвовал теперь над жизнью и если бы не изменились формы жизни.

– Какой же вы тогда бог? Смех один, а не бог. Редкая бороденка, косые узкие глаза, коричневая, как земля, кожа лица, морщины, как трещины солончака. Это смешно и жалко, когда такая фигурка называет себя богом.

– Семя человеческое обратилось в человека. Семя беспомощно, неживое, плевок. И вырастает человек. Вот и я такой же жалкий плевок. Творец жизни. Из моего разума вышла эта жизнь. Каждую кишочку мошки, мухи мы обдумывали с Эрликом, а теперь жизнь уже не подчиняется нам. Жизнь нас топчет ногами, и возможна даже и смерть наша.

– Туда вам и дорога, дуракам, такую жизнь идиотскую создали… А все-таки я так этого не прощу. Я тебе, киргизская лопатка, морду набью.

Но тут неожиданно для Анчарова невидимые руки понесли его по воздуху. Анчаров махал руками, кричал, дрыгал ногами. Анчаров представлял собой уморительную фигуру фантастической рыбы, плывущей, словно в воде, к выходу. Это духи Курмоси выносили оскорбителя бога Ульгеня.

И Анчаров выплывал под хохот пассажиров и был сброшен духами Курмоси под откос.

С разбитым носом, ничком, уткнувшись в траву, лежал Анчаров. Приподнялся, плюнул выбитым зубом и сказал:

– В каких переделках ни бывал, с какими сволочами ни встречался, но такой подлости, да еще от бога, не ожидал. Тоже бог, киргизская лопатка. Да и люди-то не лучше, сволочь одна.

Алтын-ту и Москва

Москва – город великий. Много тайного, непостижимого на земле, но говорить о непостижимом трудно. Разве поймет какой-нибудь тамбовский мужик что-либо в логарифмах, в высшей математике, в электричестве? А увидит свет лампочки, увидит сложную машину, почешет затылок – и его мысль заработает: «Ну и хитер народ…»