И вот начинается моя драма, драма начинается так, как должна начинаться драма, написанная за деньги. Все должно быть сработано так, чтобы понравиться зрителям, иначе кто же будет платить деньги? В молодости, когда я был неопытен, я поставил такую драму, с которой зрители ушли, возмущенно свистя, а драма была неплохая, но жизнь выучила меня не писать таких драм, с которых уходит публика.
В первом действии старик Абугай торгуется с отвратительным стариком Булабеком. Абугай продает свою дочь, но ценою не сходятся. Старый мулла часто призывает имя Аллаха и пророка его Магомета и старается устроить сделку. Второе действие построено по Шекспиру: неохота было самому писать, открыл Шекспира и приспособил на киргизский лад. Вышло так, что сам Шекспир не открыл бы плагиата!
Джигит Ано объясняется в любви монологами из Шекспира, говорит раскрепощенная девушка Востока – Тетхет. Ано много говорит о своих подвигах, когда банды атамана Анненкова бежали от джигитов Ано. Тетхет с пафосом артистов дореволюционного времени говорит, вернее, истерически кричит об угнетенном положении девушек Востока, об отмене калыма. Ано клянется монологом из «Демона» Лермонтова в том, что не позволит выйти замуж Тетхет за старика Булабека. Ано беден, как степной тарбаган, но он настойчив, поедет в город, и кончит рабфак, и тогда женится на любимой девушке Тетхет!
Третье действие – объяснение отца и дочери. Тут было пущено сентиментальности столько, сколько нужно было, чтобы вызвать слезы на глазах легковерных людей, не знающих гипноза слов и театральных эффектов. Отец говорит о деньгах, о скоте.
Дочь говорит о любви, о подвиге, о красоте жизни. Разговаривают на разных языках, не понимают друг друга, и обе стороны правы по-своему.
За кулисами равнодушно, как могут быть равнодушны только сыны степей, сидел шаман Ашахат. Кто знает, о чем он думал? Скучал ли о своем Алтае или вспоминал ширь степей?
– Видите, какая прекрасная драма, успех положительный! Только я боюсь, что этот алтайский фрукт подведет.
– Не беспокойтесь, – сказал режиссер Ибрагим. – Это же лучший шаман, по всему Алтаю не найти лучшего!
Я пошел в зрительный зал посмотреть выход шамана.
По ходу пьесы отец Абагай шлет послов за шаманом Ашахатом для того, чтобы уговорить дочь Тетхет выйти замуж за старика Булабека.
На сцену в шаманском облачении с бубном вышел шаман Ашахат. К моему удивлению, шаман Ашахат расписал свое лицо ярким гримом, удлинил глаза и рот сделал карминно-красным.
– О, великий шаман Алтайских гор, тебя знает весь Алтай, я не пожалею скота, уговори мою дочь выйти замуж за старика Булабека, он дает мне сто лошадей, триста баранов и пятьдесят верблюдов калыма за мою дочь Тетхет, но Тетхет любит джигита Ано, от которого бежали отряды Анненкова. Джигит Ано беден, как тарбаган степной, и что может быть хорошего от такой любви? Изгони духов зла из моей любимой дочери Тетхет, и в награду я дам тебе двадцать две лошади. О, великий шаман Алтайских гор, изгони духов зла!
Важно говорит шаман Ашахат:
– Я должен поговорить с духами Курмоси, а может, и с самим Ульгенем и скажу то, что скажут мне духи. Двадцать две лошади я возьму, чтобы наказать твою жадность, но горе тебе, если ты не подчинишься велению духов добра: может быть, духов зла нужно изгнать из самого тебя!
В моей драме этого не было, шаман Ашахат говорил отсебятину, не люблю я, когда в моих драмах артисты говорят отсебятину, и я решил, что этот шаман провалит мою драму.
– Хорошо, исполняй свой обряд, я готов подчиниться духам добра. О, великий шаман Алтайских гор, говори с духами Курмоси и с самим Ульгенем!
Заунывная тихая песня, такая же, какую исполняют музыкальные клоуны Бим-Бом на одной струне. Потом удары в бубен – такие громкие, как в турецкий барабан. Волчком вертится шаман Ашахат, и песня достигла рева бури. Крик ударяется в окна, бьется испуганной птицей у стекол, и дребезжат, как мембраны граммофона, стекла окон. Крик наполнил залу и рвется на улицу, в двери, в каждую щель.
Десять минут крика. Полчаса крика. Притихли зрители. Артисты не знают, что делать: довольно крика. Нужно убрать шамана. Выходят два артиста остановить волчок шамана, но артисты летят в разные стороны. Спускают занавес. Занавес срывается шаманом, вертится в воздухе и летит в зрительный зал. Крик шамана усилился: так мог кричать только пророк Иеремия.
Совет артистов: что делать? На полу растоптанный грим – красный, синий. По телефону вызвали милицию.
Милиционер спросил:
– Что он кричит?
Режиссер Ибрагим спешно объясняет:
– Шаман Ашахат проклинает богачей, притесняющих бедняков, проклинает жадного Абагая, продающего свою дочь.
– Видите, как я пишу: даже на играющих артистов разгневался шаман Ашахат!
Милиционер сказал, что тут не милицию нужно звать, а доктора.
– Покричит-покричит и перестанет, не машина же ваш шаман. Недозволенного ничего не кричит, не нравится – расходитесь домой.
Хотели остановить шамана, и выискались десять человек.
Я не советовал. Нельзя останавливать: человек в духе.