Сочинения. Воспоминания. Письма

Когда посмотришь на карту великой республики СССР, посмотришь на извилины железных дорог, четкими линиями они идут все в одно место, название ему – Москва, а иногда кажется, что это изображение мозга, как его рисуют в медицинских атласах. Мозговые извилины – извилины рельсовых путей. Точки городов – центры мышления, и самый важный, самый главный центр мышления – это великая Москва, центр мирового мозга – Коминтерна. «Мозг мира», как и следует, смело по нервам радио бросает всему миру новые радостные и неохватные мысли. Там, в этом городе, много каменных многоэтажных домов, там много больших гигантских мух – ротационных машин, таких трудолюбивых, что в несколько часов покрывают точками-буквами сотни тысяч листов белой бумаги, а потом эти листы с лучшими кристаллами мысли разлетаются птицами по всем городам и деревням Великой Республики. Тихие степи, благоухающие алтайские долины, черно-зеленые леса тайги, необъятные земли сибирские зелеными глазами степей, насупив брови, зорко смотрят туда – туда, где сходятся все дороги; ухом Алтая прислушиваются к мыслям Москвы. Здесь у меня в тихих ковыльных степях, землях сибирских, то, чего не купить деньгами у вас в Москве. Голубые соленые озера, вода вкусом как слезы маленького ребенка, еще не знающего грязи жизни. Разве вы можете знать, какие это озера? Нежно-голубые, синие, как ультрамарин фабрики Бауэра, бирюзовые, в яркой изумрудно-зеленой оправе степей, а иногда в яркой бархатно-красной оправе травы кызылша[64], сочной, как мексиканские кактусы, – самая любимая пища баранов. А там дальше горы великого Алтая, с алмазными цветочно-белыми снеговыми вершинами, с музыкой ручейков более нежной, чем музыка Шопена, Бетховена. Вот каков мой Алтай! Вот какова моя Сибирь! Там, на Алтае, шаман Ано знает рот земли Анганар[65], а люди города говорят – пропасть. На то они и люди города, чтобы ничего не знать о Сибири. Только шаман Ано иногда прислушивается к словам земли.

По тихим зеленым степям, долинам Алтая, живут киргизы, степные ветры в каждую юрту доносят слова Москвы, как быстролетные птицы; из Оренбурга, из Ташкента и Самарканда летят эти вести. У меня на Алтае нет книг и газет, их еще по-прежнему заменяют певцы и рассказчики-сказочники. Кто хочет слушать сказки лучшего теренгульского сказочника Джаксылыка – новые сказки, каких еще не слышала моя тихая земля Сибирская.

Новая девушка степи Джеланум

Сказка Джаксылыка

Гордость Теренгульской волости сусге[66] красавица Джеланум. Отец Кудайберген говорит, что его дочь красивее даже Баян-Слу[67]и нужно нового Кузукурпеча[68], достойного любви Джеланум. Но кто не знает, что жадность человеческая не имеет границ, как мысль человеческая? В тот день, когда от сна пробуждается степь, когда еще только устанавливаются юрты и зеленая травка едва заметна, в тот день, когда солнце шлет свои поцелуи любимой степи, и каждая зверушка радуется весне, и даже злой мохноногий тарантул греется около норы, в этот день отец Кудайберген сказал:

– Джеланум, я получил калым с богача Доспая, калым немаленький: сорок пять верблюдов, столько же лошадей, триста баранов, сто сорок одну корову и деньгами три тысячи. Скупой Дослан и то так дорого оценил твою красоту. Нужно готовиться к свадьбе. Я устрою байгу и той[69] на всю Теренгульскую волость. Только Тамерлан мог бы затратить столько денег, сколько думаю я издержать на твою свадьбу. Я тебе зла не желаю – человек хороший, богатый.

– Не сын ли это Доспая, Камид?

– Да разве я свою дочь отдам за Камида! Это же мальчишка! Твой жених сам Доспай – аксакал, бий Доспай.

– А сколько ему лет?

– Правда, в годах человек, аксакал, лет будет так шестьдесят, но крепкий старик. У него три жены, и каждая живет в отдельной большой белой юрте.

– Я еще молода, отец, и не хочу замуж.

– Калым получен и разговаривать не о чем. По обычаю киргизских женщин ты можешь поплакать, и только. Слезы иногда облегчают душу. За детей думают их отцы. Вот поживешь, будут дети, будешь думать за них, так сказано в законах шариата. Не надо было тебя отправлять в город, нахваталась ты в школе зловредных слов и, как тарантул, хочешь ужалить отца. Долго не пивший верблюд опивается водой, так и ты в большом каменном городе опилась зловредных мыслей.

– Я за старика не пойду замуж. Может быть, я и никогда не выйду замуж.

– Каждая киргизская девушка должна выходить замуж. Для того, чтобы увеличивать киргизский народ.

– А как ты, отец, думаешь: разве дети старика будут такими же, как дети молодого?

– Не для этого я посылал тебя в город учиться, не для того, чтобы ты на старости моих лет позорила мою седую голову.

– Скотине живется лучше, чем киргизской женщине. У скота денег нет, калыма нет, и старая скотина не женится на молодых. Ты, наверное, не возьмешь за меня старый умирающий скот, ты выберешь молодой скот, а для меня выбираешь дохлого старика. Придется тебе отказаться от калыма. Женой Доспая я не буду.