Сочинения. Воспоминания. Письма

Как только Штакерт занял место директора кинофабрики, он начал подготовлять киноэкспедицию в Сибирь. Он писал доклады, доказывал, спорил… А дома по вечерам долго сидел за письменным столом и думал: где же заснять первую кинокартину? Взять ли холодный Север, с игрой теней на снегу? Тундру? Непроходимые леса? Сделать ли картину на Алтае, где журчат водопады в горных теснинах? Ехать ли туда, где живут остатки северных племен? Произвести ли свои съемки в степях Казахстана, где мерно, не торопясь, разливается широкий Иртыш?

Штакерт сам начал писать сценарий.

Помощник режиссера Оранский сказал однажды Штакерту:

– Карл Иоганнович, из Сибири пришло весьма оригинальное письмо какого-то казаха. Я сказал, чтобы его передали вам.

На фабрику ежедневно со всех концов необъятных пространств приходили сотни писем, рукописей, сценариев.

И вот на столе Штакерта в тот день лежал конверт из Павлодара от казаха Кикимбаева. Это было весьма интересное письмо. Безграмотные строчки повлияли на всю дальнейшую жизнь Штакерта.

Каракульками было написано:

«На фабрику кино. Я, казах Кикимбаев, делаю запрос, почему нашу жизнь не поставят на экране? У нас есть что поставить… У нас есть новый быт. У нас есть хорошие конокрады, с которыми следует бороться, изживать конокрадство. Старый элемент берет калым – это тоже следует изжить. Жду картину из казахской жизни…»

К письму было приложено несколько рукописей.

Штакерт внимательно читал: «Козы-Корпеч и Баян-Слу».

С этого дня Казахстан стал навязчивой идеей Штакерта. Он целые дни проводил в библиотеке и читал казахские сказки.

В своем докладе Штакерт писал:

«Сибирь имеет огромное сходство с Америкой. Если мы верим в восстановленных индейцев по Фенимору Куперу и Густаву Эмару, то почему бы в Сибири не создать такие фильмы, восстановив прошлое ее обитателей? Если мы интересуемся золотоискателями на Рио-де-Жанейро и загадочной страной Эльдорадо, почему нам не интересоваться Сибирью? Разве нет у нас золотых приисков на Урале, на Алтае, в далекой тайге, на загадочных речках? Разве не происходит там драм, достойных быть отмеченными?..»

Штакерта ценили как хорошего оператора, сценариста и режиссера. И Штакерту дали разрешение на постановку его сценария «Гибель аула Батырбека».

Содержание было примитивное. Все дело было в постановке.

Богатый аул Батырбека, с огромным количеством скота, живет своей жизнью. Переселенцы теснят казахов, баи разоряют. Царские начальники берут взятки. Обедневшие кочевники составляют шайку барантачей, нападают на аул, и от аула ничего не остается. Вот и все содержание.

Штакерт достал мандаты об оказании содействия. На постановку отпустили большую сумму денег. Штакерт был доволен: он поставит картину и заложит фундамент сибирского киноискусства.

Поздно ночью на окраине города Павлодара Кикимбаев получил загадочную телеграмму:

«Выезжаем для постановки кинокартины из казахской жизни. Желаете принять участие? Оплата двести рублей месяц. Отвечайте».

Кикимбаев ответил телеграммой:

«Очень даже желаю».

Но не спал в эту ночь. «Если дают двести рублей, не мало ли это? Даром денег никто не дает. Что заставят делать?»

Не разрешив этих вопросов, он заснул только под утро.

Кинооператоры, режиссеры, артисты, артистки, всего пятнадцать человек, выехали в Сибирь для постановки мирового боевика.

Осматривая коллекции краевого музея в Омске, Штакерт был поражен богатством казахстанского отдела.

– Это еще не все. У нас в кладовых есть богатейшие юрты. Одна юрта, подаренная братьями Байсунами проезжавшему наследнику Николая II стоит пятьдесят тысяч рублей. Вы подумайте, в юрту убить пятьдесят тысяч рублей, когда можно выстроить дом в пятнадцать комнат!..

Штакерт осмотрел юрту и был изумлен. Вышивка бухарскими шелками поражала своим искусством. Ящики, столы, двери были украшены резными украшениями.

Штакерт не поверил своим немецким глазам и, по русскому обычаю, даже потрогал руками. Потом спохватился и сказал:

– Простите. Очень хорошая работа. Я сделаю засъемку крупным планом. Может быть, еще есть юрты?

– О да, – сказал заведующий, – есть еще губернаторские юрты, подарки баев. Таких юрт около десятка.

– Я эти юрты возьму у вас во временное пользование для съемки в степи картины «Гибель аула Батырбека».

– Возьмете? Да что вы! Из музея нельзя взять даже вот этого стола, вот этой казахской чашки.

– Мы, когда это нужно, брали вещи даже из бывших царских дворцов. Кино – самое важное искусство. Для кино не может быть каких-либо запретов. Мы творим жизнь.

– Как же я могу дать? Вы потеряете, испортите.

– За это мы отвечаем. Нельзя мешать культурной работе.

И Штакерт ушел рассерженный.

В центр полетело донесение, что в краевом музее, в кладовой, лежат юрты без присмотра, частично побитые молью, однако их не дают для съемки. План работы по постановке кинокартины «Гибель аула Батырбека» срывается.

И скоро Штакерт получил разрешение на право получения из музея десяти юрт с полной обстановкой,

– Хорошо, я вам выдам, но каждая вещь будет переписана, и вы ответите за потерю и поломку, – предупредил заведующий,