Сочинения. Воспоминания. Письма

– Да, да. Я отвечаю. Все будет возвращено в сохранности, – ответил Штакерт. – За границей воздвигаются целые города для съемки кинокартин, а вы жалеете какие-то юрты.

Пароход «Пролетарий», тот самый, который раньше назывался «Андрей Первозванный», грузился огромными ящиками. В ящиках были разобранные юрты.

Пассажиры думали, что это грузили машины для обработки еще нетронутых, обширных, хлебородных павлодарских степей, дающих лучшую пшеницу… То же самое думал и грузчик джатак Дюсень, когда-то сам сеявший пшеницу.

Дюсень тащил ящик и весело, громко пел, не обращая ни на кого внимания:

Пшеница ярится,
Парень девке нравится, –

и вспоминал зерна пшеницы – китайки белой, крупной, круглой, как горох.

Никто не догадывался, что режиссер Штакерт вез в далекую степь музейные юрты, сработанные когда-то на потеху наследника и губернаторов.

Штакерт, в больших круглых американских очках, улыбался довольной улыбкой.

– О, этот зав – некультурный русский человек… Это, наверное, бывший белый офицер. Он не доверяет мне юрты, мне, Штакерту. Что они стоят, когда кинофабрика доверяет мне делать постановки в сотни тысяч! Я честный человек, я обязуюсь доставить все в сохранности. Я дал такую расписку.

– Могут быть случайности, утонуть пароход, сгореть… Нельзя так уверенно ручаться за сохранность.

– Это стихийное бедствие, это бывает весьма редко… И то я заплачу за все своими деньгами.

– Но ведь некоторые вещи не купишь?

– Против стихии ничего нельзя сделать. Но это едва ли случится.

Все-таки добродушный немец долго не мог уснуть. В ту ночь ему снились пожары. Он ясно видел, как пароход опрокинулся и все ящики утонули.

Утром Штакерт проснулся с головной болью.

– Русский человек – глупый человек. Много разговоров, много головной боли. Зачем будет гореть пароход? Не надо об этом думать.

Пароход «Пролетарий» дошел благополучно, благополучно выгрузили ящики.

И когда по песчаным павлодарским улицам ехала киноэкспедиция, проходивший казак остановился, посмотрел на треножники и сказал со злобой:

– Опять в степь едут землемеры. Всю землю киргизью отмеряют… Нашу казачью землю.

Если бы Штакерт слышал, что сказал казак, он необычайно бы удивился:

– Мы снимаем кинокартины! Никакой земли – ни казачьей, ни казахской – нам не надо!

III

И вот Кикимбаев и Штакерт беседуют. Горит свеча.

– О, это будет хорошая картина «Гибель аула Батырбека». Зачем богачи нас сделали джатаками? Зачем у богачей много скота? У нас нет скота, все надо поровну. Это будет хорошая картина. А я вот видел «Аэлиту». Эту картину не вы делали? Хорошая картина.

…Хочешь – любишь, хочешь – нет,
У джатака денег нет…

Штакерт рассказывал сюжет:

– Картину надо снимать в горах Баян-Аула. Степь снимать плохо. Нужны горы, лес. Надо ехать в Баян-Аульские горы.

За городом Павлодаром были поставлены юрты – для съемки отдельных деталей вышивки, дверей, резьбы.

Режиссер Штакерт был удивлен богатством юрты. Вышивка была украшена настоящим жемчугом и кораллами.

– Эх, если бы цветные снимки сделать! Какая роскошь!

Ярко, как солнце, горели юпитеры, и операторы вертели ручки киноаппаратов.

Кикимбаев собрал всех джатаков и говорил:

– Мы можем хорошо заработать. У этих людей много денег. Они будут платить по рублю каждому человеку, и мы будем делать все, что нам скажут эту люди. Они будут нас снимать, чтобы там, в городах, показать нашу жизнь. Мы бедны, мы должны взять у этих людей как можно больше денег.

Потом вышел старый мулла. Он сказал:

– Не надо денег. Пусть эти люди уезжают, откуда приехали. Разве вы видели, чтобы деньги платили даром? Эти люди возьмут от вас вашу душу, и вы потеряете часть своей жизни. Разве Коран позволяет делать образ человека? Подумайте, разве Аллах разрешает?..

И джатаки сказали:

– Мулла Абдурахман прав. Не надо нам денег.

Кикимбаев подошел к Штакерту.

Все дело портит Абдурахман. Мулла – отсталый человек. Он, можно сказать, фанатик. Он запрещает сниматься джатакам. Известное дело – народ темный.

– Что же делать? – испуганно сказал немец. – Придется ехать в другой аул.

Теперь испугался Кикимбаев:

– Зачем другой аул ехать? Надо прибавить денег и дать мулле, тогда согласятся.

– Хорошо, они будут получать по два рубля в день, а мулла Абдурахман – десять.

Кикимбаев сказал:

– Я говорил с людьми, делающими картины. Они сказали, каждый будет получать по два рубля, а мулла Абдурахман – по десять. Мулла говорит правду, в Коране сказано: нельзя рисовать человека, но ведь здесь не будут рисовать. Многие из вас видели картины в кино. Разве без помощи аллаха может двигаться картина?

Мулла разгладил свою седую бороду и сказал:

– Да, это правда. Я сам видел на картине такого же, как я, муллу. Значит, сниматься можно, но деньги вперед. Каждая работа должна оплачиваться.

Штакерт облегченно вздохнул. Штакерт знал силу денег.

Караван верблюдов переправился на пароме через Иртыш и двинулся по направлению к Баян-Аульским горам. Треножники юпитеров были привязаны по бокам верблюдов. На верблюде ехал и сам Штакерт.