Сочинения. Воспоминания. Письма

Но его заставляли торговать солью, пришлось объявить войну родне: в драме «Корабли, утонувшие ночью» он разоблачил семейные тайны. Драма была построена на материале коллективной биографии купеческого рода. Произошел скандал, в домах со стопудовыми дверями было произнесено спасительное слово: сумасшедший!

Так он стал «сумасшедшим». Слово проникло на улицу. Это привело к тому, что журналы закрыли для него свои страницы. Тогда Антон Сорокин стал писать на заборах, а также вывешивать щиты с короткими афоризмами и изречениями. Это было что-то вроде стенгазет. Но тогда были непривычны стенгазеты. Улица срывала афоризмы и изречения – Сорокин вывешивал новые. Он был неутомим и аккуратен. Так он воевал, так выработался в «мастера скандала».

Во время колчаковщины это мастерство ему пригодилось. В организации скандалов Колчаку видна высокая техника. Вспоминая о них, Антон Семеныч с удовольствием говорил:

– Шедевр!

Именно в то время он издал свой манифест шута Бенеццо и короля писателей. Надевая колпак трагического шута или шутовскую корону короля шестой державы, он умело дразнил колчаковцев. Это был его способ борьбы.

Но колчаковщина сгинула, установилась в Сибири советская власть, и вот в 1922 году возник журнал «Сибирские огни». Сорокин был привлечен к сотрудничеству. Рассказы его стали печатать, и он прекратил «скандальную деятельность».

В мое время Сорокин уже не устраивал скандалов.

– Теперь нет необходимости, – говорил он деловито. – Отношение ко мне хорошее, рассказы мои печатают, а советскую власть я признаю, потому что она идет против золота.

Последние три года Антон Сорокин жил спокойно. Писал в газетах, издавал стенгазету в своем учреждении, ходил на собрания и раз в неделю собирал у себя в доме начинающих авторов.

Им он говорил:

– Редакторам верить нельзя. Журналы меня бойкотировали. Рассказов моих не принимали. Тогда я подписывал рассказы чужой фамилией, и рассказы шли.

Он ходил по улицам в своей жеребковой дохе, и рядом с ним шагала репутация сумасшедшего.

Он ходил с этой репутацией, как каторжник с ядром.

Обо всем этом Антон Семеныч сказал так:

– Я поставил такую драму, с которой зрители ушли, возмущенно свистя, а драма была неплохая.

Дом: и рассказы

…Дом мой построен с фокусом.

Так же построены мои рассказы…

А. Сорокин

В 1925 году Омский горкомхоз вернул Антону Сорокину его дом, временно муниципализированный.

– Я переселился в свой дом, – сказал мне Антон Сорокин, – приходите, дом у меня замечательный, построен на литературный заработок.

Дом действительно был замечательный, вернее, примечательный. С улицы он казался огромным. Но я поднялся на второй этаж, и тогда обнаружилось, что второй этаж состоит только из двух крохотных комнат.

– А где же другие комнаты? – спросил я удивленно.

– Других нет, – ответил Сорокин, – мой дом состоит из двух комнат во втором этаже, из комнаты и кухни внизу, а стен только три.

– Три?

– Успокойтесь, – сказал Сорокин, – я вам сейчас объясню.

Он спрятал пальцы в рукава и начал объяснять:

– Мой дом примкнут к дому брага. Четвертая стена принадлежит доктору Сорокину, у меня же только три стены. – Сорокин улыбнулся в китайские усики и лукаво добавил: – Мой дом построен с фокусом. Так же построены мои рассказы.

Рассказы Сорокина действительно напоминают дома о трех стенах.

Он был большой домосед – король писательский. Достаточно сказать, что когда полиция пришла к нему за подпиской о невыезде, он с гордостью заявил:

– Я двадцать пять лет не выезжал из своего дома!

В рассказах Сорокина также недостает четвертой стены. Он строил рассказ не на реальном жизненном материале, а на игре литературными приемами.

На факте построены лишь его мемуарные вещи, например «Скандалы Колчаку».

Но для его манеры письма (в большей степени, чем мемуары) характерна новелла.

Возьмем для примера новеллу о Хао-Чане.

Китаец Хао-Чан любит русскую женщину Арину. У них дети. У детей «глаза китайские, косые глаза, китайские». Но однажды ему сказали: «А может быть, дети не твои, Хао-Чан?»

Хао-Чан загрустил. Хао-Чан поцеловал детей Се Я-Шу и Ни На-О. «Мой ушел в Шанхай!» – сказал Хао-Чан.

Русская женщина Арина помирилась со старым мужем. Иван Бубликов – прежний муж – счастлив. «Китаезы» Сережа и Нина померли, Бубликов стал ждать рождения белоголового мальчика. Но мальчик родился с черной головой и с «косыми глазами, китайскими». Бубликов запил с горя, сгорел от вина.

Русская женщина Арина взяла третьего мужа – китайца Киан-Те-И. Некоторое время Киан-Те-И был счастлив.

Но у Арины родился сын с огненно-рыжими волосами, напоминающими волосы лавочника Щербинина, и Киан-Те-И повесился на электрическом проводе.

Я отлично помню: история Хао-Чана была сделана по частям. В первое воскресенье Сорокин прочитал нам рассказ о китайце, охваченном ревностью. Рассказ оставил сильное впечатление, и мы очень хвалили автора.

В следующее воскресенье к Хао-Чачу прицепился лавочник Бубликов. Он вызвал сомнение.