Он отлично знал быт старого Омска, тайны купеческих династий недавнего былого и новые грехи святош, собравшихся в зале. Речь свою Антон Сорокин закончил заверением в том, что через пять минут произойдут события, которые потрясут Омск. Они лучшим образом убедят всех в том, насколько святы, незлобивы, кротки и всепрощающи братья и сестры из баптистской молельни. И он вынул вороненые часы…
Секундная стрелка еще не успела обойти круг, как какой-то ломовик отпихнул Угадайку ногой, схватил Антона Сорокина на руки и понес к выходу.
продолжал петь Антон. Он торжествующе посоветовал баптистам одно из двух: или пригласить в молельню цыганский хор, или привлечь поэта Евгения Забелина к написанию новых песен.
Грузчик деловито сошел на лед Оми, снял с себя Антона Семеновича и поставил его возле проруби. Братья и сестры забесновались. Наиболее спокойные из них советовали брату-грузчику стащить с жертвы дошку, потому что, возможно, жеребячья гривка будет цепляться за стенки проруби.
– Дело маленькое, – произнес Антон Семенович свою любимую поговорку. – Топить хотите? Что я вам Колчак? Хороши кроткие голуби, евангелисты, адвентисты седьмого дня. Вот где вся ваша суть!
Он подозвал из толпы какого-то мальчишку, строго спросил, где он живет, как его зовут, и протянул ему вороненые часы:
– Возьми на память об Антоне Сорокине.
На все это со слезами на глазах взирал малодушный Геннадий Угадайка, укрывшийся на пороге ближайшей пивной Омсельпрома.
Мальчишка не успел взять часов, потому что к проруби с берегового спуска приближался черноусый человек в черной барнаульской шубе со сборками. При виде его баптисты стали прятаться друг за друга, переминаться и постепенно расходиться.
Писателя и, так сказать, грозного архистратига омских воинствующих безбожников, усатого Феоктиста Березовского, Бог силенкой не обидел. Оттолкнув брата-грузчика от голубоватогрязного жерла проруби, Феоктист Алексеевич сказал:
– Антон Семенович, немедленно идите домой.
– Дело маленькое, – кротко откликнулся Антон. – Пойдемте лучше в редакцию «Рабочего пути». Там сегодня стихи Забелина обсуждают.
– Озорник, ох, озорник, но труженик какой! – сказал человек с пронзительно-синими глазами, отгоняя от лица дым длинной итальянской сигареты. – Мне о нем еще Георгий Вяткин писал. Что же вы не издаете его, не пишете о нем? Правда, что у него был целый сундук собственных рукописей?
– Огромный невьянский сундук, со звонком, обитый радужной жестью. Кованый ключ от него всегда висел на стене. Антон Семенович часто открывал сундук при нас… Пожалуйста, насчет издания, помогите нам. Вы писали, что чудаки украшают мир.
– Помогу! – горячо ответил Максим Горький и что-то написал своим знаменитым синим карандашом на листке клетчатой бумаги.
Вскоре Алексея Максимовича не стало. Антона Сорокина начали забывать. Радужный сундук со звоном куда-то исчез. Погибла Валентина Михайловна – многотерпеливая и чудесная подруга Антона Сорокина, всю жизнь оберегавшая его от последствий чудачеств. К слову сказать, во многих случаях они могли плохо кончиться. Этот человек не боялся обличать Колчака, французских интервентов, сумел уйти от лап колчаковского министра-карателя Ваньки Каина. Зато Антон Семенович написал книгу «Тридцать три скандала Колчаку».
Уроженец Павлодара, потомок русских первонасельников края, он хорошо знал жизнь и быт степей, свободно говорил по-казахски.
Когда ему подсказывало его отважное сердце, он смело поднимал голос в защиту казахского народа, всегда жил его тревогами и нуждами.
Казахстан, Горный Алтай, Западная Сибирь, холодная Якутия с их людьми отражены в искусно созданных коротких рассказах омского «озорника» Антона Сорокина. Он с гордостью называл себя сибирским писателем, вкладывая в слова особый, глубокий смысл, завещал начертать их на своей могиле, затерявшейся на московском Ваганьковском кладбище.
Этот необычный человек был одарен самыми разнообразными способностями. Талантливый художник-график, литограф, изобретатель в области фотографии – вот далеко не полный список занятий писателя.
Остается еще добавить, что он всю свою жизнь прослужил в Омске скромным бухгалтерским работником в Управлении Сибирских железных дорог…
– Знаешь, Валек, – сказал как-то Антон Сорокин своей жене, – пусть в нашем доме будет гостиница для всех писателей, приезжающих в Омск. Пусть они смотрят мои книги, рукописи, а если надо, печатают на моей машинке. Это лучше, чем Музей имени Антона Сорокина. Пусть так будет, когда я умру.
Он всегда отличался бескорыстием, гостеприимством, заботился о молодых и старых писателях.
Жизнь Антона Сорокина, не только беспокойная, но и исполненная удивительного трудолюбия, не могла закрыться наглухо, как крышка его вороненых часов.
Николай Анов. Писателей надо беречь