Сочинения. Воспоминания. Письма

И вот способ придуман. В газете и на заборах появилось объявление: «Каждому, прослушавшему десять моих рассказов подряд, выплачиваю керенку (дело было в начале революции), желающие благоволят приходить ко мне на дом». Подпись: «Национальный писатель, гордость культурной Сибири – Антон Сорокин».

В 1918–1919 годах Сорокин устраивает ряд скандалов: сначала сибирскому правительству, а после и колчаковскому. Его несколько раз арестовывают, но выпускают на свободу как ненормального. Кроме того, за Сорокина вступается японский представитель Танака, которому почему-то нравятся выходки Сорокина, часто действительно остроумные.

Теперь Сорокин пишет об этих скандалах целую книгу. Называется она «33 скандала Колчаку».

Сорокин сегодняшнего дня

С приходом в Сибирь советской власти страсть Сорокина к скандалам утихла. Борьба против золота «увенчалась частичным успехом». Теперь он больше пишет, некоторые его вещи нашли себе место на страницах «Сибирских огней», «Советской Сибири» и др. изданий. Сейчас Сорокин, по его словам, закончил ряд крупных произведений: роман «Алтай и города», «33 скандала» и др. От скандальной деятельности решительно отказывается.

Но масса, в особенности омские обыватели, видят и до сих пор в Сорокине только рекламиста и литературного хулигана. Поэтому стоит только Сорокину появиться перед публикой на каком-нибудь литературном собрании, как несознательная часть аудитории начинает гоготать и «задирать» писателя. Сорокин, привыкший к такой обстановке, часто отвечает резкостью, и в результате происходят недоразумения.

Сорокин говорит: «Массы до сих пор не понимают меня, запуганные мною вначале». И это правда. Наше искреннее пожелание, чтобы Сорокин новыми серьезными и свежими литературными трудами окончательно отгородил себя от своего бурного, дикого прошлого.

Сергей Марков. Об Антоне Сорокине

– Дышите ровно и глубоко! Спите… Спите… Спите… Вы уже спите! Вы проснетесь великим писателем! Вы будете им. Спите.

Здоровенный детина, которому впору было ворочать кули с мукой на омском базаре, полулежал в бархатном кресле. Возле него стоял призрачно изможденный человек в круглых очках.

Он с невозмутимым видом делал какие-то движения смуглой, почти высохшей рукой и продолжал внушение.

Наступила тишина. Человек в очках вынул часы, щелкнул крышкой из вороненой стали. Прошло еще несколько мгновений.

– Проснитесь!

Детина радостно зашевелился и, зевая, гордо выпрямился в кресле.

– Спали? – спросил человек в очках, пряча часы. – Нет, я прекрасно знаю, что вы притворялись, чтобы мне угодить. Слушайте, писателя из вас никогда не получится. Уходите отсюда!

Детина побагровел, поднялся с места и начал собирать папки, скоросшиватели, тетради: в них содержались его романы, монодрамы, трагедии, поэмы и копии многочисленных жалоб на то, что его нигде не печатают.

– Вот так я разделываюсь с графоманами, – сказал Антон Сорокин, обращаясь к залу.

Громовый хохот и рукоплескания были ответом на его слова.

…Однажды он отыскал старого фельетониста Геннадия Угадайку и сманил его идти на молитвенное собрание баптистов. Угадайке нечего было терять, кроме багрового цвета его носа и глазетовой тюбетейки, которую он носил под заячьей, с длинными ушами, шапкой.

Оказалось, что баптисты были не только предупреждены о приходе Антона Семеновича, но даже весьма польщены его вниманием.

Антон Семенович в своей жеребковой дошке с гривкой на спине, что придавало ему какой-то пегасовский вид, царственно переступил порог баптистского капища. Он с восторгом рассматривал душеспасительные плакаты с незабудками и голубками, висевшие на стенах, с достоинством представился пресвитеру, заставил Угадайку снять заячью шапку.

Помолимся Богу,
Помолимся Богу,
Омытому кровью
На скорбном кресте! –

истово пели братья и сестры, время от времени искоса поглядывали на Антона Сорокина и его спутника.

Антон же чуть ли не подпевал баптистам, делал какие-то заметки в записной книжке, а в промежутках помахивал карандашиком с медным наконечником.

Наконец он попросил слова, и весь баптистский улей замер, приготовившись слушать исповедь великого грешника, решившего наконец обратиться к Господу.

Антон Семенович невозмутимо доложил собравшимся, что он с удовлетворением прослушал песнопения, но у него есть некоторые замечания. Духовный стих «Помолимся Богу», к сожалению, неоригинален. Ритмом и размером он походит на одну из светских песен.

Антон запел:

О чем, дева, плачешь,
О чем, дева, плачешь,
О чем, дева, плачешь,
О чем слезы льешь?

Потом он разъяснил братцам и сестрицам, что песня эта называется «Цыганка гадала, за ручку брала…» Чувствуя, что скандал уже назрел, два дюжих баптиста-прасола тихо взяли Антона Семеновича под руки, приготовились, но он вырвался, подбежал к кафедре и, едва видимый из-за борта, тоже покрытого душеспасительными рисунками, начал обличительную речь.