– Клянусь своей правой рукой. Клянусь своими глазами: завтра же еду на родину и воздам каждому по делам его…
И сделал пир Каскыр-бай.
И плакала молодая жена и говорила:
– Склеивать будет ли кто разбитый горшок? Что ты будешь искать на родине? Воскресишь ли убитых воинов? Поднимешь ли из могилы своего сына или любви захотел обесчещенной жены? Или прибавить хочешь матерям слез об убитых?.. Или любовь моя надоела, или скучно тебе, или уважения нет и почета?..
– Да, ты права, я останусь. Слова твои мудры, и любовь моя к тебе обширна, как степь…
И прошло времени сто двадцать закатов и восходов солнца.
И пришел третий гонец – певец Хайбулла.
Он сказал:
– Собери гостей, устрой пир, созови всех приближенных. Я принес тебе дар степи, и пусть увидят они этот дар. Пусть знают, что не забыли на родине Каскыр-бая. Пусть знают, что не заросло сердце Каскыр-бая, что есть еще слезы, есть еще тоска, есть еще жалость…
И сделал пир Каскыр-бай.
Когда пир подходил к концу, встал певец Хайбулла, ударил по струнам балалайки и запел:
– Молодые кобылицы пасутся по степи, не знают, какие дела происходят на свете. Молодые орлы летают по всей степи и не знают, каким позором покрылась степь. Черные вороны собираются на трупы и выклевывают глаза. Их зловещее карканье далеко разносит ветер. Будет ли сокол кукушкой? Положит ли яйца в чужое гнездо? Будет ли следить, как чужими трудами питается детеныш?..
А вся степь покрылась кровавыми пятнами. Забрызган чий, и трава джуусан не может заглушить запах трупов… Вот понюхай, Каскыр-бай, траву джуусан. Я привез тебе этот дар степи.
И сказал:
– Не вернется назад Каскыр-бай. И подарки дорогие ему не нужны. Он забыл запах родины. Он любил нюхать траву джуусан, и я зову его на родину. Я привез ему около сердца запах родины – траву джуусан.
Заплакал Каскыр-бай.
– Не уговаривай, жена. Мне жаль тебя и сына. Но запах родины сильнее. Он зовет меня, и нет сил противиться.
Так вернулся Каскыр-бай на родину.
А ты, сын мой… Даже запах родины не доходит до сердца, покрытого пылью с улиц великого города. Кто ты, страшное чудовище? Кто отец твой, кто мать твоя? Я тебя не знаю… Я забыл тебя… как ты забыл запах родины – траву джуусан.
Текст печатается по сб.: Жертвам войны. Первый омский литературный альманах. Под ред. М. Шабыниной. – Омск, 1915. Впервые под названием «Запах родины, или Дар степи – трава джуусан» рассказ опубликован в «Омском вестнике», 1913, 14 сентября В. Б. Шепелева отмечает, что в Архиве А. Сорокина Д. 60 по типографским гранкам сделана правка: «трава жусан». В рукописных примечаниях приводится информация, что в «Волынской летописи» есть отрывок о половецком отроке, ушедшем к русским. Этот отрок вернулся в степь, когда ему дали понюхать траву юсан – полынь.
Страшный танец кутерме
Отдаю это Алихану Букейханову
Не так-то легко развеселить людей, желудки которых переполнены вкусной пищей и разум полон похотливыми желаниями. Это я вам говорю, старый антрепренер, поверьте моей опытности. Вот уже тридцать лет я занимаюсь этим делом, и что только я не делал, чтобы угодить толпе: возил я по провинции и драму, и фарс, и оперетку, и оперу, и даже цирк. Но всюду убытки, убытки. Да, господа, всюду дефицит. Огромная конкуренция! Избаловали публику, дают больше, чем получают денег. Но это к делу не относится.
Я расскажу вам лучше… Ах да, я и забыл совсем. Я должен сказать, как я бедствовал. Мне не на что было печатать афиши, труппа голодала. А долгов было на три тысячи. Ну, одним словом, это к делу не относится.
Я расскажу вам, как умный человек мог бы разбогатеть, да не разбогател. Ехал я из Каркалова в Павлодар с труппой из пяти мужчин и четырех женщин. От спектакля оставалось два рубля на всех. Ехали в Павлодар, дорогой поднялся буран, мы заблудились в степи и попали к киргизам. Проклинал я прежде жизнь актерскую, а как увидел, что там у них в ауле делается, так сказал: смотрите, артисты, вы вечно озлоблены и проклинаете жизнь, вот где действительное горе.
Мы попали в недоброе время: киргизы ели падаль. Я узнал, что в этой местности джут. Джут, надо вам сказать, скверная штука. Это вроде нашей лопнувшей антрепризы, когда антрепренер, захватив кассу, бежит, оставив долги труппе. Джут, хотя и другая штука, но, в общем, как будто одно и то же, а то и похуже. Степь покрывается льдом, скотина бьет ногами этот лед и не может достать травы: поголодав, падает и не может встать. Это по-киргизски зовется кутерме. И вот лошадь поднимают за хвост и голову, ставят на ноги, но кутерме опять падает, она обречена на гибель.