Земская и городская Россия пеклась о кармане своего избирателя. Повышение налогов на городскую недвижимость не могло снискать симпатии в этой среде, также ее не устраивал проект преобразования поземельного налогообложения. Все это не было секретом для Министерства финансов, которое даже не рассчитывало провести через Думу законопроект о передаче оценочного дела от земства правительству. Не надеясь на его благоразумие, октябристы играли на опережение, проводили регулярные «смотры сил». Например, в Москве в феврале 1912 года прошло совещание делегатов 11 городов. Вел его К. Э. Линдеман, человек, близкий к А. И. Гучкову. Он предложил провести аналогичные собрания в Санкт-Петербурге и Екатеринославе.
Совет министров действовал исходя из земского характера Думы. Депутатские ожидания становились фактором правительственной политики. В представительное учреждение вносились инициативы, которые касались проблем местной администрации и самоуправления, торговли и промышленности, образования, всего 133 законопроекта (около 22% от общего числа).
«Союз 17 октября» выражал позицию особой социальной среды. Ее представителей было немного, но они многое значили в России. Это был ворчавший, недовольный, своенравный складывавшийся политический класс. Его нельзя было проигнорировать. Он знал это и всячески пользовался этим.
ПАРТИЯ ПРОПАВШЕЙ ГРАМОТЫ
Так называли «Союз 17 октября» его ехидные критики. Октябристы самим названием объединения напоминали всем о Манифесте 17 октября 1905 года: и верховной власти, которая о нем предпочла бы забыть, и избирателю, который уже забыл. В «Союзе 17 октября» превалировала интерпретация Манифеста 17 октября как конституционной хартии, давшей начало новому государственному строю России. При всех различиях во взглядах октябристы соглашались с тем, что перед Россией стояла задача системной модернизации страны с учетом местного климата, социально-политического в том числе.
Авторы программы «Союза 17 октября» исходили из необходимости партнерства власти и общества. Общество получало от правительства гарантии соблюдения прав человека, историческая власть, в свою очередь, получала шанс выжить в пореволюционной России. Вольно или невольно октябристы ссылались на славянофильский опыт. Они хотели скрестить самодержавие с конституцией. По этой причине они были сторонниками так называемой дуалистической монархии, которая смотрелась альтернативой английскому парламентаризму. Россию следовало обустроить по немецкому, а не по британскому образцу. Монархия, отрешенная от каких-либо групповых интересов, способствовала консолидации общества вокруг единых принципов и государственных нужд, удовлетворение которых часто несовместимо с корыстными побуждениями отдельных классов и сословий.