Союз 17 октября. Политический класс России. Взлет и падение

Скандалов в 3‐й Думе быть не должно. Я думаю, что члены Думы будут добросовестно заниматься делом, не исключая громадного большинства правых.

Корреспондент ставил перед будущим председателем неудобные вопросы: о каких компромиссах можно говорить, если правая Дума не готова к конструктивной работе? В конце концов верит ли сам Хомяков в возможность конституционного большинства17? Он оказался оптимистом:

Я убежден, что в Думе окажется большое конституционное большинство. Сами правые говорят, что среди них антиконституционалистов немного. Я лично не хочу ни отрицать, ни подтверждать этого, но так они говорят… Я думаю, что в конституционный центр войдут и кадеты, и мирнообновленцы, и октябристы, и даже часть правых, которых от октябристов в сущности отделяет только вопрос еврейского равноправия. А так как при этом они не отрицают необходимости облегчения еврейского положения, а некоторые стоят даже за отмену черты оседлости, то постепенно с ними сговорятся. И в Думе образуются три естественные группы: левая, центр и правая. Центр будет объединен, на первом плане, строгим признанием законодательных прав Думы и стремлением к мирному и без резких скачков реформированию русской жизни.

Отметив, что «единственное средство вывести страну из ее положения – это взяться за карандаш и работать», Хомяков сформулировал первоочередные задачи Думы:

рассмотрение бюджета во что бы то ни стало, и затем пересмотр всех законов последних лет с их хитросплетенным разнообразием. Тут и аграрные законы по 87 ст., и временные законы о свободах. При такой путанице остаться нельзя, и это нужно сделать возможно скорее.

В Третьей Думе нравы изменились. Журналисты с ностальгией вспоминали кадета Ф. А. Головина на посту председателя. Тогда, в один из весенних дней, П. А. Столыпин стоял у министерской ложи и ждал Головина, желая с ним переговорить. Головин же, не торопясь, давал распоряжения своему секретарю. И лишь после того, как Столыпин второй раз подослал чиновника особых поручений, председатель Думы без всякой спешки подошел к премьер-министру. Н. А. Хомяков вел себя по-другому. 6 ноября 1907 года во время перерыва пленарного заседания председатель стоял на трибуне. Как только он заметил государственного секретаря, тут же все бросил и поспешил к нему. Хомяков регулярно приходил в Министерский павильон после окончания думского заседания. 15 октября 1908 года, сразу после принятия нижней палатой запроса об аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, Хомяков поспешил объявить перерыв и, «сойдя с кафедры, рысью пустился в павильон министров, дабы узнать, не обидится ли Столыпин…».

Такое поведение председателя можно оценивать по-разному. Пожалуй, важнее то, как сам Хомяков себя оценивал, что он рассчитывал сделать в председательском кресле. Он видел себя регентом нестройного хора. Он рассчитал достичь баланса разноречивых мнений и интересов. Это была невыполнимая задача. Конфликты случались даже в президиуме. Непростые складывались отношения с товарищами (заместителями) председателя – князем В. М. Волконским и заменившим А. Ф. Мейендорфа С. И. Шидловским. Заведовавший думской канцелярией Я. В. Глинка вспоминал, что его