Союз 17 октября. Политический класс России. Взлет и падение

После возобновления заседания буря не улеглась. На трибуну вышел Пуришкевич, который подготовил для левых фракций очередной сюрприз. По его словам, среди совета старост Санкт-Петербургского университета присутствовала женщина, которая «находится в близких физических сношениях со всеми членами совета». С левых скамей раздалось: «Негодяй! Вон!» Хомяков заметил, что «на совести того, кто говорит, лежит ответственность за сказанное». На это Милюков выкрикнул: «Бесполезно взывать к совести Пуришкевича!» Тут уже ответили правые: «Вон Милюкова, вон Милюкова!» Председатель взывал к здравомыслию: «Вы не должны допускать безобразий». «Это Вы не должны допускать безобразий», – отвечал Милюков. Хомяков не мог не отреагировать: «Со скамьи перебраниваться с Председателем Вы права не имеете. Вы запишитесь, а сейчас Вы слова не получите… Я останавливаю того, кого считаю нужным, и указки Вашей не требую». «Вы допускаете безобразия», – продолжал Милюков. Пришлось объявить перерыв.

Уже после него Хомяков сделал заявление.

Я просмотрел стенограмму последних минут прошлого заседания и усмотрел, что член Государственной думы Пуришкевич позволил себе совершенно недопустимые слова в собрании, которое сколько-нибудь уважается говорящим. Он позволил себе оскорбить, хотя и анонимно, женщину в выражениях самой невозможной формы. Это вызвало то естественное негодование, которое проявилось в стенах Государственной думы. Ввиду этого я считаю невозможным допустить члена Государственной думы Пуришкевича продолжать свою речь. Но тем не менее, несмотря на то, что случилось, я не могу не сказать, что члены Государственной думы позволили себе совершенно невозможное отношение к инциденту и к председателю. Во главе этого шума, этих криков, к сожалению, стоял лидер одной из больших фракций. Два раза мною было сделано замечание члену Государственной думы Милюкову, который, несмотря на мои замечания, продолжал вести себя не так, как надлежит вести себя члену Государственной думы. Поэтому я ставлю ему на вид самым серьезнейшим образом, что такое действие недопустимо и, скажу, постыдно со стороны человека, который должен бы уважать Государственную думу.

Заявление никого не удовлетворило. Милюков протестовал. Кадеты – вместе с ним. Правые скандировали: «Исключить Милюкова, исключить Милюкова». Это было последнее заседание под председательством Хомякова. В тот день правые подали протест: их возмутило объявление перерыва по требованию кадетов. С их точки зрения,

неумелое несение г. председателем его ответственных обязанностей причиняет постоянный вред ходу деловых занятий Государственной думы и осложняет положенье дел, внося пристрастие и произвол.

Хомякову пришлось объясняться и со Столыпиным. Тот был крайне недоволен, что депутаты не дали договорить министру. На это Хомяков ответил, что он больше не председатель, и посоветовал обращаться к своему товарищу В. М. Волконскому. Последнему Хомяков отправил письмо.

Милостивый государь князь Владимир Михайлович. Не считая для себя возможным далее нести обязанности председателя, покорно прошу Вас доложить о сем в ближайшем заседании. Сегодня мною будет сделано то же заявление в собрании старейшин.

Вечером 4 марта собрались руководители фракций. Обычно пунктуальный Хомяков опаздывал. Войдя, он, не теряя времени, сообщил о своем непреклонном решении покинуть пост председателя. Его уговаривали остаться, но безрезультатно. На смену ему пришел А. И. Гучков.