Как у белой акулы в момент, когда она нападает на жертву.
Она – машина для убийства.
38
Видео было плохого качества. Расплывчатое изображение, заметные полосы. С правой стороны кадра вдруг возникал едва различимый силуэт – скорее тень, чем человек. Тут же появлялись его руки и вырывали кабель.
Насколько можно было разобрать, голову человека скрывала балаклава, такая же черная, как и остальная одежда.
Он не выглядел особенно высоким, мускулистым или толстым. «Нормальный» мужчина, возможно, чуть ниже среднего роста. Действовал очень быстро, уверенно, камеру он приметил заранее.
– Вы храните видеозаписи, на которых видны посетители? – спросил Микелис.
– Нет, пленки стираются через несколько часов, если их специально не отобрать, – ответил с досадой Томаш.
– Ведь он знал, куда идти. Он уже приходил сюда на разведку.
– Да, возможно, он уже бывал здесь, но шахту в год посещает миллион с лишним человек!
Сеньон попросил показать записи со всех остальных камер за тот же период времени, и ему показали дюжину разных планов главного входа, парковки и задней части здания, где из-за темноты четкость изображения была значительно ниже. Наружные светильники горели слабо, вдобавок тени деревьев, качающиеся на ветру, мешали рассмотреть то немногое, что попадало на видео.
– Он точно знал, где пройти, чтобы не попасть на камеру, – заметил жандарм. – Можно мы выйдем на улицу и посмотрим, как они расположены?
Томаш распечатал вид с каждой камеры, чтобы убедиться, что они не пропустят ни одной, и все вышли на воздух, в прохладный октябрьский день, чтобы осмотреть установленное оборудование. Найдя камеру, полицейский каждый раз перечеркивал соответствующую ей распечатку.
– Проще некуда, – подытожил Сеньон, отметив одну за другой все камеры. – Они все видны любому посетителю, а чтобы увидеть последние три, достаточно обойти здание.
– Если ночной сторож не выходит из дежурки, – добавила Людивина, – то попасть в шахту – дело нехитрое.
– Вопрос в том, почему все произошло именно здесь, – сказал Микелис. – Знал ли убийца об этом месте давно? Или открыл его для себя недавно? Во Франции он убивает в укромных местах, быстро, там, где никого нет, и никогда не удаляясь от автострады, тогда как здесь гораздо больше символики и риска.
– Может, он поляк, как вы думаете? Приехал сюда, потому что хорошо знает местность?
– Вполне возможно. В любом случае я заметил у него значительные изменения в поведении. И это необъяснимо с точки зрения логики. В своих фантазиях и методах серийные убийцы обычно консервативны. Они понемногу совершенствуют их, но редко меняют.
Людивина пожала плечами:
– Ну и что это значит?
– Я не знаю. С ним что-то происходит. Он ведет себя не так, как должен.
Молодая женщина скрестила руки на груди. Мысли вспыхивали, боролись друг с другом, она анализировала все данные, осевшие в памяти, сопоставляла их и отбрасывала маловероятные гипотезы. Главная трудность была не в количестве информации – к этому она уже привыкла, – а в скорости, с которой поступали новые сведения. Убийства следовали слишком быстро, данные множились с каждым днем, и Людивина, как и все ее коллеги из парижского отдела, едва успевала принять одну информацию, как тут же поступала новая. Эту массу сведений надо было логически обработать, вычленить новые гипотезы. Возникало так много нитей, что их нельзя было распутывать одновременно: жандармам постоянно казалось, что они что-то забыли, упустили важную деталь или в спешке ошиблись.
И это было что-то новое. Обычно уголовное расследование либо завершалось в течение сорока восьми часов, либо тянулось месяцами, переходя от судьи к судье, от прокурора к прокурору, пока не выходило на улики, очные ставки, признания или доказательства и обвинительное заключение. Редко возникало такое ощущение неотложности, спешки, необходимости бежать наперегонки с самой смертью.
И в этом кипении идей и информации, чувствовала Людивина, они многое упускали. Теперь ей задним числом казалось, что во время одного из редких за последние дни часов отдыха что-то мелькнуло в ее мозгу. В полусознании, в изнеможении, на грани сна и бодрствования она что-то почувствовала.
Что-то размытое. Колеса.
Теперь она вспомнила. Бывает, ищешь идею, и она вдруг вспыхивает в голове.
– Подождите! – закричала она. – Помните, на месте его преступлений во Франции мы иногда обнаруживали следы шин? «Рено-твинго» первого поколения. Это не вяжется с гипотезой о дальнобойщике! Он не может раскатывать по автострадам Европы на трейлере и в то же время приезжать на убийства в легковушке!
– А может, он возит машину в прицепе.
– Не слишком ли это… притянуто за уши?
– Согласен, это сложновато. Многие трейлеры меняют прицеп перед каждым рейсом, его загружает и разгружает специальный квалифицированный персонал, так что машину в прицепе спрятать трудно.