Кармен посмотрела на настенные часы над холодильником. Четырнадцать минут одиннадцатого. С какой стати ему звонить на ночь глядя? Небось в очередной раз потерял какой-нибудь документ, что-то не то нажал на компьютере или разучился шнуровать ботинки.
– Мама навещает бабушку в больнице, бабушка совсем плоха, – жалостно протянула Кармен, хотя мама была наверху, смотрела телевизор, а бабушка, скорее всего, еще переживет всех своих внуков. Кармен любила делать так, чтобы мистеру Браттлу становилось или неловко, или совестно за свои звонки. – Она вернется ближе к полуночи, я скажу ей, чтобы перезвонила.
– Нет-нет! – завопил мистер Браттл. – Я поговорю с ней завтра.
– Хорошо.
Кармен вернулась к размышлениям о еде. У мистера Браттла была только одна хорошая черта: он платил маме кучу денег и никогда не осмеливался отказать, если она просила прибавки. Это была не щедрость, а трусость, подозревала Кармен, но кто она, чтобы задавать лишние вопросы?
Она разложила и расставила на кухонном столе четыре потенциальных блюда. Мандарин, пакетик крекеров-рыбок, кусок чеддера и пакетик кураги. Вечер в оранжевых тонах.
Прошло почти две недели с тех пор, как она вернулась из Южной Каролины, но до сих пор все, что она пыталась положить в рот, было невкусное. За ужином она съела совсем чуть-чуть и теперь проголодалась. Гм-м. Она решила начать с кураги и вытащила одну штучку из пакета. Кожица была мягкая, но, когда она положила курагу в рот, оказалось, что мякоть у нее слишком упругая. У Кармен вдруг возникло острое ощущение, что она жует чье-то ухо. Она выплюнула все в мусор и убрала со стола.
Пошла наверх, заглянула в мамину комнату. Показывали какую-то старую серию «Друзей».
– Привет, солнышко. Хочешь, вместе посмотрим? Тут Росс изменил Рейчел.
Кармен поплелась дальше по коридору. Мамам не положено интересоваться отношениями Росса и Рейчел. Кармен полюбила «Друзей» задолго до того, как мама начала смотреть повторный показ. Она плюхнулась на кровать. Пришлось сунуть голову под подушку – мамин громкий хохот пробил дыру в стенке.
Кармен дала себе зарок не раздражаться на маму. Не ныть и не злиться. Не вздыхать и не закатывать глаза. Надо, чтобы хоть кто-то из родителей любил Кармен. Это обещание было легко дать, пока Кармен была одна. Но когда она сталкивалась с мамой во всех ее проявлениях, его оказывалось невозможно сдержать. Мама постоянно делала что-то непростительное – например, слишком громко смеялась над «Друзьями» или называла Windows «Окнами».
Кармен села на кровати и посмотрела на настенный календарь. Она не отметила там день отцовской свадьбы, но он прямо бросался в глаза. Оставалось всего три недели. Интересно, папе все-таки грустно, что ее там не будет?
Папа позвонил маме в день, когда Кармен уехала из Южной Каролины, – ненадолго, просто чтобы убедиться, что она благополучно добралась домой. Потом позвонил еще раз, неделю назад, обсудить с Кристиной какой-то денежный вопрос, связанный со стоматологической страховкой Кармен. Кармен просто ушам своим не верила – как долго, оказывается, ее родители могут обсуждать какие-то «вычеты». Дать трубку Кармен он не попросил.
Естественно, Кармен могла и сама ему позвонить. Извиниться или по крайней мере как-то объяснить свое поведение. Она не стала.
Совесть, словно кошка, которой у Кармен никогда не было, обвилась вокруг ее ног и вскочила на постель, чтобы заявить о себе вблизи.
– Уйди, – велела Кармен совести. Она представила себе, как та трется возле нее, щекочет хвостом щеку.
Совесть требовала от Кармен внимания как раз тогда, когда Кармен была совсем не в настроении уделять ей внимание. Кошки всегда предпочитают тех, у кого на них аллергия.
Нет, она не возьмет ее на руки. Ни за что. Прогонит за дверь – и пусть она там мяукает, сколько хочет.
Тут перед мысленным взором Кармен предстала непрошеная картина – лицо отца за разбитым окном. Он не просто удивился. Ему было просто не переварить увиденное. Он был о Кармен лучшего мнения.
– Ладно, запрыгивай.
Совесть свернулась калачиком у Кармен на животе и устроилась там надолго.
– Нет, ты только представь себе!
Щеки у Эффи раскраснелись, ноги выплясывали на плиточном полу миниатюрный «Риверданс».
– Что? – Лина подняла голову от книги.
– Я его поцеловала!
– Кого?
– Официанта! – едва не завизжала Эффи.
– Официанта?
– Официанта! Боже мой! Целоваться с греками гораздо круче, чем с американцами! – объявила Эффи.
Лина не могла поверить сестре. И не могла поверить, что они с Эффи родились у одних и тех же мамы с папой. Очевидно, нет. Одна точно приемная. А поскольку Эффи похожа на обоих родителей как две капли воды, значит, приемная – Лина. Может, у Бапи был роман на стороне, и она его незаконная дочь. Может, на самом деле она родилась на Санторине.
– Эффи! Ты с ним целовалась? А как же Гевин? Ну он же твой парень вроде бы?
Эффи легкомысленно пожала плечами. Она была так счастлива, что это защищало ее от любых укоров со- вести.