Соколы огня и льда (ЛП)

Как же мне объяснить Изабелле, что я должна была его уничтожить? Должно быть, теперь она считает меня безжалостной. Она смотрела, как он умирает от моих рук. Я видела, что человечность вернулась в его глаза. Я слышала, как он молит о сострадании. Он не просил ни поднимать себя из могилы, ни превращать в того монстра, каким он стал. Это сделал с ним другой человек, на другом должна быть вина за то, что с ним стало. Но если бы я смягчилась, уступила мольбам, дала волю жалости — он снова превратился бы в демона.

Со временем, Изабелла меня простит. Когда-нибудь она придёт к пониманию, что сострадание — это не доброта, а жалость — ещё не любовь. Но когда она глядит на меня, я вижу тень страха на её лице, того же страха, который видела у других, когда мы с Валдис были детьми, и это причиняет мне боль.

Каждая дикая тварь, как бы далеко не унёс её ветер, всегда отыщет невидимые пути, тропинки, которые ведут домой. Даже мёртвые чутьём узнают дорогу, идущую среди звёзд. Я думала, что позабыла путь домой, к реке изо льда, но стоило закрыть глаза и довериться снам — и я ощущала её притяжение, как дорожку воды, стекающую по моей коже. Оставалось только идти на зов.

Мне хотелось иметь сейчас сотню пар глаз, чтобы окинуть взглядом всё сразу. Увидеть чёрные скалы и золотую осоку, белые облака и синее небо, так ясно отражающиеся в тихих озёрах, что казалось, это там плывут облака, а то, что летит по небу над нами — всего только отражение.

Я слышу, как ветер шуршит в сухих листьях, я слышу крик куликов. Я дышу чистым и сладким ароматом травы, глубоким и резким духом болот. Я чувствую, как треплет волосы ветер, ощущаю под босыми ногами мягкие подушечки мха.

Мне недостаёт одного — чтобы Валдис тоже могла увидеть, почувствовать этот запах и свет, волшебный свет, омывающий целый мир.

Изабелла и Маркос тащатся следом за мной. Девушка постоянно оглядывается, обшаривает пристальным взглядом скалы и небо, чтобы увидеть хотя бы тень соколов. Её не влечёт к определённому месту, но тянет вперёд, пока она не найдёт то, чего ищет. Сила этого стремления не даёт ей покоя, как и мне.

А вот Маркос вызывает у меня улыбку. Там, где Изабелла наслаждается простором и мягкими, перетекающими друг в друга оттенками охры, бронзы и меди, золотом, зеленью и синевой, Маркос не умеет разглядеть ничего, только воду и грязь, камни о которые он спотыкается и трясины, куда легко провалиться. Он плетётся вперёд, уныло понурив плечи от холода, со страхом оглядывает пустоту, как будто всё время ищет уголок, где можно от всего этого спрятаться.

Наступает ночь, мы находим убежище среди камней, грызём остатки полосок сушёной баранины, которыми щедро поделился Фаннар, и утоляем жажду ледяной водой из ручья. Мы жмёмся к камням, стараемся хоть немного поспать, но мне слишком тревожно.

Изабелла и Маркос, тоже ворочаются, я знаю, что и они не могут уснуть. Скоро, как только луна поднимется выше и позолотит камни и болотные окна, я растолкаю их, и мы двинемся дальше.

Холодно. За долгие годы в пещере я совсем забыла, как ощущается холод, как от него ноют зубы, как до боли напрягаются мышцы. Мои юбки довольно плотные, но на груди только тоненькая повязка. Будь я одна, я укрылась бы повязкой Валдис, но хоть она и мертва, я не могу открывать её наготу перед этими чужаками.

Ночью мы продвигаемся медленно. Луна отбрасывает на дорогу наши длинные тени, но мы видим золотистые проблески её отражения, предупреждающие об озёрах, ручьях и болотах, и насколько я могу доверять своим чувствам, мы не сбились с пути.

Мы огибаем склон, и за поворотом резкий ветер внезапно доносит до нас запах льда. Я останавливаюсь, дрожа от восторга и счастья. Здесь, меж двумя зазубренными острыми скалами, возвышающимися как столпы с обеих сторон, мерцает широкое пространство синего льда, падающего с вершин гребнями застывших волн, и у подножия гор обращающееся в озеро жидкого серебра под белыми звёздами.

Изабелла вскрикивает от восторга, зажимая руками рот. Нам не нужны слова, чтобы сказать друг другу, как это прекрасно. Река ещё более восхитительна, чем я помнила.

Мы идём к берегу, туда, где лёд останавливается, и к озеру сбегают маленькие ручьи. Я не вижу, но знаю, что на дальнем конце долины это озеро перетекает в реку, которая извивается по равнинам, пока не сольётся с огромными волнами моря. Я взбираюсь на ближайшую ледяную глыбу и стою, протянув руки, как ребёнок к матери, ощущая поднимающийся вокруг меня ледяной воздух. Теперь мы дома. Валдис и я, наконец, вернулись домой.