Соколы огня и льда (ЛП)

Передо мной, свернувшись клубком, как младенец, лежал Маркос. Он пошевелился и заворчал, просыпаясь. Смущённая тем, что лежу, прижавшись к спине мужчины, я понятия не имела, как высвободиться, поскольку оказалась зажата между его телом и скалой. Я снова подтолкнула Маркоса, пытаясь заставить его отодвинуться, но он повернулся на спину и открыл глаза, хмуро глядя в залитое светом небо, как будто впервые его видел.

Он выполз из-под нависшей скалы, с трудом поднялся на ноги и огляделся вокруг.

— Господи Иисусе, а я думал мне всё это просто приснилось!

Выбравшись, я попыталась расправить мятое платье и взъерошенные волосы. Влажная одежда прилипла к покрытой мурашками коже, а ветер только усиливал ощущение холода и сырости. Но взглянув туда, куда смотрел Маркос, я позабыла о неприятных ощущениях и холоде, широко раскрыв глаза от изумления.

Мы стояли на краю широкой плоской равнины, поросшей тёмно-зелёными лишайниками и золотистой осокой. Над нами возвышалась огромная гора искрящегося бело-голубого льда, зажатая меж двух чёрных зубчатых пиков. Замёрзшая река сползала к подножию скал и резко обрывалась в четырёх или пяти футах над отмелью из чёрного песка. Тонкие ручейки струились из-под толщи льда и стекали в обширное тёмное озеро, на его поверхности рябили отражения белых льдин и чёрных скал. Клочья мягкого белого тумана плыли над ледяной рекой, а небо над ними было ослепительно синим, до рези в глазах.

Маркос медленно покачал головой.

— Это… неужели это река? Как же она могла так замёрзнуть?

На несколько минут мы замерли от удивления. Потом, когда ветерок снова напомнил о холоде, я огляделась.

— Ты видишь где-нибудь Эйдис? — спросила я. — Я думала, та другая женщина сказала ждать её здесь. Она должна бы уже вернуться, но что-то её не видно.

Маркос медленно обернулся, прикрывая ладонью глаза от яркого света солнца, отражающегося ото льда.

— Взгляни туда. Это один из горячих источников или просто дым?

Я посмотрела, куда он указывал. Полускрытая за скалой, где мы укрывались на ночь, на лёгком ветру вилась тоненькая струйка сиреневого дыма. Я почуяла слабый запах жареной рыбы.

— Это огонь очага, — я попробовала улыбнуться, но оказалось, что лицо онемело и мышцы почти не слушались.

Возможность согреть над огнём руки казалась ценнее золота, я развернулась, чтобы поскорее обойти скалу, но Маркос меня остановил.

— Погоди, — зашептал он. — Может, это не Эйдис. Не забывай, датчане нас всё ещё ищут.

Сердце вдруг тяжело застучало. Простор, что только что вызывал восхищение, стал внезапно опасным, и укрыться негде.

— Вернись назад, под скалу, — шёпотом сказал Маркос. — А я обойду вокруг, может, что и увижу.

Я опять заползла под нависший камень и припала к земле, напряжённая, готовая бежать, хотя понятия не имела, куда.

Маркос, пробиравшийся вдоль скалы, не успел даже скрыться из вида, когда раздался женский голос.

— Маркос, Изабелла, gerðu svo vel. Идите есть, вы, наверное, проголодались.

Маркос выглянул из-за скалы.

— Это та женщина, что вчера ночью забрала сестёр на замёрзшую реку.

Я как будто бы погрузилась в тёплую ванну от облегчения. Выбравшись из убежища, я увидела высокую женщину, присевшую у костра, разведённого на плоской каменной плите. Над огнём женщина поворачивала прут с несколькими нанизанными рыбками, поджаренная корочка потемнела и лопалась над огнём.

— Идите сюда, согрейтесь. Я Хейдрун, подруга Эйдис и Валдис, знаю их с того дня, как они обрели жизнь в утробе матери.

Мы с Маркосом подобрались поближе к огню, потирая застывшие руки. От нагревающейся влажной одежды повалил пар.

— Где Эйдис? — спросила я.

— Тут, недалеко. Поешьте сначала, а после я отведу вас к ней.

Мы позавтракали жареной рыбой, такой свежей, будто её выловили из озера минуту назад. Хейдрун ела свою рыбу медленно и аккуратно, и улыбалась, глядя, как торопимся мы с Маркосом, обжигая пальцы и рты. Я не представляла, что можно так дико проголодаться, и ни разу не пробовала ничего вкуснее.

Но я вдруг опять оказалась в Синтре, на нашей кухне, ела жареные сардины, слышала, как колотят в дверь, и, сжимаясь от страха, ожидала, когда она распахнётся, отцу свяжут руки и потащат из дома. Что он ел этим утром? Жив ли он? Я теряю драгоценное время.

— Эйдис обещала мне показать, где водятся белые соколы. Ты не знаешь, далеко ли это отсюда?

Я понимала, что даже спрашивать об этом сейчас — жестоко и бессердечно. Бедная женщина скорбит о своей сестре. И какое я право имею задавать вопросы про птиц, когда она в таком горе. Но я вынуждена настаивать. Я не знала, как ещё я могу их найти.

— Нет, это недалеко. Ты увидишь.

Мы напились воды из ручейков, вытекающих из замёрзшей реки. Лёд походил на кожу тысячелетней старухи, покрытый дюжинами разломов и трещин.

Когда мы утолили жажду, Хейдрун легко взобралась на ледяную плиту и протянула мне тёплую руку, помогая подняться за ней.

Глядя, как легко она движется, я не могла представить, что там так скользко, и свалилась бы, если бы Хейдрун не поддержала. Маркос тоже залез на лёд, и тут же едва не поехал вниз.