Соколы огня и льда (ЛП)

Хейдрун взяла нас обоих за руки и повела по застывшей реке. Как только мы отдалились от берега, где от талой воды было влажно и скользко, по более шершавому и твёрдому льду стало легче ступать, не боясь поскользнуться.

Нас окутывал поднимающийся ото льда холод, дыхание зависало в воздухе белыми облачками. И хотя мне очень хотелось смотреть вверх, на возвышающиеся над нами огромные обледеневшие горы, в те моменты, когда поднимала глаза, я либо спотыкалась о торчащие куски льда, либо поскальзывалась и попадала в трещины.

Чем дальше мы шли, тем больше делались эти трещины, и наконец, они стали такими широкими, что мог бы провалиться взрослый мужчина, и такими глубокими, что по их ледяным стенам уже не подняться наверх. Идёшь по полосе твёрдого льда — и вдруг оказываешься окружённой с трёх сторон глубокими трещинами, через которые не перешагнуть. Но Хейдрун, похоже, умела выбирать путь сквозь этот лабиринт расщелин, как будто шла по невидимой никому другому тропинке.

Наконец, мы остановились, достигнув места, где река резко сворачивала в сторону. Перед нами было овальное отверстие во льду, напоминающее вход в пещеру, и довольно большое, так что можно войти.

— Идём, — позвала нас Хейдрун. — Эйдис там, внутри.

За последнее время я столько времени провела в пещере, что больше никогда не пожелаю туда войти. Даже от одного её вида горло сжимал приступ паники, ужас снова оказаться внутри горы. Стоять там одной, в темноте, зная, что выход завален, и мне не выбраться, и, наконец, выдохнуть облегчённо при виде крошечного огонька — одинокой звезды, указавшей мне, что просвет ещё есть.

А после взбираться вверх и вверх, и пережить тот отчаянный момент, когда понимаешь, что тебе никогда не добраться. Судорожно ощупываешь поверхность стен, стараясь найти углубление, выступающий камень, хоть самый маленький, лишь бы удалось зацепиться, и боишься тянуться чересчур далеко, чтобы не соскользнуть и не полететь вниз, не остаться лежать на дне, искалеченной, но, возможно, ещё живой.

Я заметила, что Маркос глядит на меня, и поняла, что ужас, который я испытывала при виде ледяной пещеры, отражается на лице.

— Ты можешь и не ходить внутрь, — сказал он. — Я найду Эйдис и приведу наружу, к тебе.

— Если хочешь найти белых соколов, ты должна идти внутрь, — мягко возразила Хейдрун. — Это единственный путь.

Она отвернулась, как будто ждала, что я пойду следом, наклонила голову и вошла внутрь пещеры.

— Ты не должна, — прошептал мне Маркос.

Но я понимала, что надо идти. Борясь с желанием развернуться и броситься прочь, я тоже нырнула в пещеру. Она оказалась совсем не похожей на первую — неглубокая, изнутри почти овальная, как яйцо.

Я думала, там будет темно, но меня заливал голубоватый радужный свет, ярче сотни зажжённых ламп. Казалось, лучи солнца, проходя сквозь лёд, собираются в этой пещере. Стоило чуть повернуть голову — стены пещеры начинали сверкать всеми цветами радуги, какие только появлялись на небе.

— Эйдис здесь, — сказала мне Хейдрун.

Звук её голоса заставил меня вздрогнуть — я чуть не забыла, что нахожусь в пещере. Она звала меня за собой, я должна что-то видеть. Вдоль задней стены пещеры тянулся низкий и длинный ледяной уступ. На нём, держась за руки, лежали Эйдис и Валдис.

Потом я заметила ещё кое-что — маленькую белую кость, которую я подобрала в лесу во Франции. Кольца больше нет, а косточку сжимают переплетённые пальцы сестёр. Так мёртвый любовник может держать в руках розу, так христианин сжимает распятие.

Лед медленно заползает на тела Эйдис и Валдис, покрывает их единственную пару ног, руки и головы. Волосы уже совсем вмёрзли в лёд. Совсем скоро он охватит и всё остальное.

— Эйдис умерла, — выдохнула я. — А я думала, она шла сюда, чтобы высвободить дух сестры. Я думала, она сделает это — и тогда будет свободна.

— Она свободна, — ответила Хейдрун. — Они обе теперь свободны. Смотри.

Их лица больше не укрыты вуалями, и я вижу, что сёстры потрясающе прекрасны, и похожи как две одинаковые жемчужины. Глаза у обеих открыты, и они синие как океан, и в них я вижу детский восторг.

— Но я думала, Эйдис останется жить. Я не знала, что она шла сюда умирать. А сама она знала? Понимала, куда ты её вела?

— Она знала, что пришла сюда для того, чтобы обрести жизнь, — сказала мне Хейдрун.

— Но она не жива! — крикнула я. — Она умерла. Провести столько лет в пещере, в цепях, суметь, наконец, найти выход, и вот… теперь… так не честно!

Я развернулась и, не разбирая дороги, бросилась из пещеры, скользя и спотыкаясь на льду, ударилась плечом о край лаза, но от злости и горя даже не заметила боли.

Маркос оставался снаружи, хотя, должно быть, слышал всё, происходившее между нами. Он схватил меня за руку, стараясь удержать от скольжения назад, на реку изо льда.

— Постой, нужно, чтобы Хейдрун провела нас обратно, не то, в конце концов, мы провалимся в одну из тех трещин.

— Мне всё равно, — крикнула я, но, всё-таки остановилась.

Предупреждения Маркоса, оказалось достаточно, но я не могла смотреть на Хейдрун, когда та появилась из пещеры.