Сокровища глубин

– Я сначала подозревал, – продолжал капитан, – и думал, что мы сюда не доберемся без помех.

– Что вы подозревали? – спросил Паркли, закуривая сигару и подавая другую капитану.

– Ничего особенного. Я забрал себе в голову, что этот человек захочет остановить нас, и думал, что нас перегонит какой-нибудь быстрый пароход, что у нас на шхуне поднимется бунт – стоит только дать волю воображению, и оно представит вам чудеса.

– А между тем путешествие наше совершилось благополучно, и если только сокровища окажутся здесь, под водой, нам больше ничего не останется, как их собрать.

– Если акулы позволят, – сказал капитан.

– Сначала я сам думал, что будет невозможно, но вы видели, что Поф сделал сегодня, – сказал Паркли. – Я так думаю, что если затруднения будут в десять раз сильнее, он все преодолеет.

Они оба взглянули на Дача, а потом за направлением его глаз и увидели, что дамы собирают цветы, мужчины – фрукты и раковины, и на берегу все казалось так спокойно и приятно, что ими овладело желание присоединиться к маленькому обществу.

– Опасность вообразить легко, – сказал капитан.

Потом они продолжали говорить тихим голосом о разных событиях этого дня, а Дач один продолжал бдительно караулить.

Глава XXII. Опасность

Между тем ревнивые фантазии Джона Стодвика прошли, когда он ступил ногой на песок, и с трепетом восторга указал на прелестную тропическую картину перед ним.

– Цветы, плоды, мшистый ковер, – сказал он с жаром, – да это настоящий рай! Кажется, я мог бы остаться здесь на всю жизнь.

В его словах была невыразимая грусть, и глаза Бесси наполнились слезами, когда она взглянула на Эстеру – она очень хорошо знала, что дни ее брата сочтены.

Сердце Эстеры было переполнено, эти слова и грустный взгляд ее приятельницы коснулись туго натянутой струны. Только с большим усилием успела она удержаться от истерических рыданий и вынуждена была отвернуться.

Джон Стодвик с любовью улыбнулся своей сестре, сердце упрекало его за суровые слова, которые он ей говорил о Мельдоне, и он начал болтать о цветах, позвал матроса, чтобы он сорвал кокосовых орехов, сел и смотрел почти с ребяческим удовольствием.

Место было прелестное, и тень густых деревьев, чудесные цветы, висевшие гирляндами, крики птиц, порхавших под солнцем, – все это радовало глаз.

Больной и его сестра встали и начали прогуливаться, смотря на прелестные зеленые прогалины, на чудные деревья, возвышавшиеся к небу, на синее море, в котором отражалась шхуна. Сцена эта, радовавшая их, не прельщала Эстеру Поф. Блеск надежды померк в ее груди. Она думала, что Дачу следовало бы выслушать ее и прогнать эту мрачную тучу подозрения; но он пустил ее на берег, не говоря ни слова, как бы не заботясь об ее участи, и наконец с глазами, затуманенными слезами, она медленно отошла под деревья, отыскивая местечко, где могла бы облегчить свое бедное сердце и дать волю слезам, которые удерживала так долго.

Она села на ствол упавшего дерева, рыдая так, как будто ее сердце готово было разорваться, и, опустив голову на руки, стонала в своей душевной горечи.

Некоторое время, отдавшись своему горю, она не заметила шороха между деревьями, и только когда она отняла руки от лица, то увидела мулата перед нею на коленях.

Она была так изумлена и испугана, что даже вскрикнуть не могла, но хотела вскочить и бежать. Однако это усилие было бесполезно, потому что, схватив ее за обе руки, мулат удержал ее.

– Тише! – сказал он. – Ради вашей безопасности молчите.

– Пустите меня, – проговорила она хриплым голосом.

– Нет, нет, прелестная Эстера, – шептал он, голос его был тих от сильной страсти. – Зачем вы притворяетесь, будто не узнаете меня, когда знаете меня так хорошо?

– Как вы смеете? – начала она громким голосом. Но его сверкающие глаза, устремленные на нее, производили какое-то страшное обаяние, так что язык отказывался слушаться.

– Как я смею? – засмеялся он. – Это оттого, что я люблю вас теперь более, чем полюбил с первого дня, когда увидел вас в темной конторе в жалкой, холодной Англии. Я любил вас, когда находился с вами в вашем маленьком домике и когда этот ревнивый дурак, ваш муж, прерывал наше свидание своим ненавистным присутствием, а теперь в этом раю природы я люблю вас еще более – гораздо больше прежнего. Все эти недели я жил только для того, чтобы слышать ваш нежный голос.

– Лоре! – проговорила Эстера, широко раскрыв глаза.

– Лоре, ваш Мануэль, который любит вас, – шептал он, и лицо его теперь преобразилось, тупое выражение лица мулата исчезло, и опять явились блестящие глаза кубинца. – Полноте! Вы давно узнали меня, вас одну мое переодеванье не могло обмануть. Я знал, что ни смуглый цвет лица, ни фальшивый шрам, ни притворная хромота, не могут обмануть женщину, которую я люблю и которая любит меня.

Эстера опять хотела встать, но была бессильна в его тисках, и с ужасом чувствовала, что у нее нет сил даже вскрикнуть и просить помощи. Это представлялось ей каким-то страшным кошмаром – голоса слышались с берега, помощь была близка, а она не могла ничего сделать.