Сокровища глубин

– Я боялся, что вы сначала выдадите меня, моя возлюбленная, – шептал он, приблизив свое лицо к ее, так что его горячее дыхание касалось ее щек, – но я боялся напрасно, я должен был ждать и страдать. Не вырывайтесь от меня, вы в безопасности со мной, я наблюдал за ним, за его холодной, грубой жестокостью к вам – видел, как он пренебрегал вами, тою, кто для меня прелестнее всех и для кого я переоделся в одежду грубого матроса, ем грубую пищу, сплю в жалкой берлоге. Эстера, прелестная Эстера, вы вознаградите меня за это, вы будете жить со мной здесь, в дивной солнечной стране, где даже воздух дышит любовью.

– Пустите меня, – умоляла она.

– Нет, нет, – шептал он, – вы не можете быть так жестоки; еще самое короткое время и цель моя будет достигнута и тогда… тогда… О! моя дорогая, я вас люблю… я вас люблю!

Он сжал ее в своих объятиях, и, несмотря на ее усилие, его губы чуть не коснулись ее губ, когда шум приближающихся шагов заставил его вскочить.

Губы Эстеры зашевелились, чтобы позвать на помощь, но он торопливо зажал ей рот рукой, крепко прижал ее к себе и шепнул:

– Одно слово о том, что случилось, и Поф, а может быть, и все его друзья умрут.

Она взглянула на него и задрожала, в глазах его слишком ясно виднелось такое жестокое выражение, что она не осмелилась закричать.

– Сидите, – шепнул он, – я буду наблюдать за вами, и если вы обманите меня, это будет сигналом смерти. Вы моя, Эстера. Вы знаете, что я вас люблю; но я не стану насильно требовать вашей любви, я знаю, что она скоро будет мне принадлежать.

Он проскользнул между низкими кустами, она следила за ним глазами и видела, как он прилег и устремил на нее глаза. Она знала, что если выдаст его, он сдержит слово.

Страх овладел ею, она поняла, что Дач, а может быть, и все находившиеся на шхуне в опасности. Отчасти из страсти к ней, а отчасти и для того, чтобы наблюдать за экспедицией, он успел пробраться на шхуну, выдав себя за простого матроса, и до сих пор его никто не узнал. Вот в чем заключалась тайна того, что Эстера сочла оскорблением от полудикого матроса.

Она опять опустила на руки свое бледное лицо и сидела, дрожа, не смея даже отвечать, хотя слышала голос Бесси.

Что ей делать? Что ей делать? Она не смела теперь говорить, но как только вернется на шхуну, она предупредит Дача об опасности; и если кубинец убьет ее, что ж из этого? Она спасет жизнь своего дорогого мужа.

Но если вместо нее он убьет Дача?

Эта мысль парализовала ее, и холодный пот выступил у нее на лбу, она боялась говорить, чтобы не навредить тому, кого она любила. Она силилась встать, но опять опустилась, дрожа, устремив глаза на то место, где спрятался кубинец, когда Бесси подошла к ней.

– О чем это вы плакали, душечка? – спросила Бесси весело, садясь возле нее на ствол дерева. – Полноте! Все поправится со временем, если только мы подождем.

– Все поправится, если мы подождем, – пробормотала Эстера про себя.

Так ли? Следует ли ей ждать и надеяться или предостеречь Дача.

Да, она расскажет ему, как только вернется на шхуну. Она встала и прошлась с Бесси по берегу, где прежде всех увидела кубинца, с опущенными глазами, медленно хромавшего с раковинами в руках, и опять до такой степени изменившегося, что Эстера спрашивала себя, не представилось ли ей все это происшествие во сне.

Солнце начинало закатываться, Вильсон, Мельдон и два матроса вернулись на шхуну с множеством прелестных птиц.

По возвращении на шхуну у Эстеры опять замерло сердце, потому что кубинец успел шепнуть ей одно слово: «Помните!», и она чувствовала, что не осмелится говорить. Так велико было влияние этого человека над ней, что она провела целый вечер в пытке, чувствуя, что его глаза повсюду следуют за ней, его лицо мерещилось ей за окном. И она была права, потому что Лоре, чувствуя, что она может выдать его каждую минуту, тогда как планы его еще не созрели, наблюдал за нею беспрестанно с намерением принудить ее дать страшную клятву, что она будет молчать.

– Я начинаю думать, что вы опять заболеете, Эстера, – сказала Бесси, когда они сидели вдвоем в их маленькой каюте, потому что Джон Стодвик уже лег спать.

– О нет, – ответила Эстера, – я совсем здорова.

– Но у вас был такой странный вид, когда вы подняли глаза на окно. Уж не заразились ли вы какой-нибудь лихорадкой, когда сидели в лесу?

– О, нет, я совсем здорова, – повторила Эстера, делая усилие преодолеть свои чувства, – может быть, жара расстроила мне нервы.

– Я знаю, – сказала Бесси, – вы тревожитесь, что ваш муж пойдет завтра осматривать корабли.

– Да, да, – вскричала Эстера, – я всегда боюсь, когда он сам берется за дело; он такой отважный.

– Я желала бы, чтобы он был добрее. Я не скажу больше ничего. Спокойной ночи. Он сегодня первый будет стоять на вахте.

– Он?

– Да и будь он мой муж, я пошла бы к нему и спросила, долго ли будет продолжаться это отчуждение; и попытка эта была бы последней с моей стороны.

– И вы знаете наверно, что он будет сегодня стоять на вахте?

– Да, – отвечала Бесси, целуя ее, – и на палубе хоть глаз выколи, так темно. Не пойти ли мне с вами, душечка?